Меткий Волк: интервью нашего лучшего снайпера

Он лучший стрелок Вооружённых сил Украины и способен поразить российского оккупанта на запредельной дальности. Совсем недавно он «снял» цель на расстоянии 2161 м. Это рекорд для нашей страны и третий результат в мире! Почти каждый божий день Курт — таков позывной воина — выдвигается в «серую» зону, а то и в тыл российских войск и, тщательно замаскировавшись, выжидает, когда враг совершит роковую ошибку.

Вот за бруствером появилась каска, и снайпер мягко нажимает на спусковой крючок отличной винтовки «Баррет» американского производства. Оружие дёргается, и одним захватчиком на украинской земле становится меньше. Он Курт, и его по-настоящему боятся по ту сторону фронта. Кстати, главная его цель — российские снайперы.

«Думской» повезло: этот человек согласился дать небольшое интервью и рассказал подробности своей тяжёлой работы. Естественно, мы не называем его имени и подразделение. Можем лишь отметить, что он не обычный пехотный снайпер, которых с недавних пор стали называть на западный манер «марксменами», а военнослужащий отдельного разведывательного батальона Сухопутных войск. Снайпер-диверсант. Лучший.

Курту 32 года, он уроженец центральной Украины. Самая обычная биография — неполная семья, среднее специальное образование, мирная профессия. Срочную отслужил в середине 2000-х, в одном из спецподразделений внутренних войск (сейчас Нацгвардия). Уже там проявил себя как выдающийся стрелок.

— На первых же стрельбах легко поражал цель из автомата, — с гордостью рассказывает Курт. — Командиры посмотрели, посоветовались, дали в руки СВД (снайперскую винтовку Драгунова — «Думская».) — на, мол, смотри, изучай. Изучил, и понравилось.

Надо сказать, он неплохой рассказчик. Ровный голос, минимум эмоций, грамотная речь. Чётко отделяет факты от мнений. Разведчик…

Срочная служба профессионалом его не сделала. После дембеля наш герой погрузился в гражданскую жизнь. Основательно занялся спортом — бокс, тяжёлая атлетика. Готовился на мастера спорта, тренировал новичков и даже не предполагал, что через неполное десятилетие специфические навыки, полученные им в армии, будут востребованы народом и государством. Так бы, наверное, и работал тренером, но началась война… Судьба сделала разворот на 180 градусов.

— Понимаете, мой дом в двухстах километрах от линии фронта. Как я мог остаться в стороне? Я не хочу, чтобы ко мне домой пришло вот это… Я хочу жить в Украине! — говорит он.

Интересно, что стрелковые умения Курт подтягивал на коммерческих курсах снайпинга и только после этого пошёл на фронт. Сначала был добробат, потом он подписал контракт с Вооружёнными силами. Начинал, кстати, рядовым разведчиком, ходил в нейтральную полосу и тыл. Приходилось и часовых снимать, и «языков» брать…

Сейчас его оружие — винтовка Barrett М107A1, которая считается одной из лучших в этом классе. Калибр — 12,7 мм, прицельная дальность — 1800 м, но опытный стрелок способен работать с ней и на куда большее расстояние.

— Страшная штука, — признаётся стрелок. — Она способна поражать даже легкобронированную технику, а от человека при попадании с небольшой дистанции вообще мало что остаётся.

Снайперы такого уровня всегда работают с напарниками. Во-первых, надо тащить на «лежку» немалый груз — кроме винтовки, это боеприпасы, продовольствие, различные оптические приборы, планшет, камера и так далее.

— Без камеры никак, — поясняет военнослужащий. — Поражение цели необходимо фиксировать, иначе не засчитают. Последнее важно не только для меня лично, но и для понимания общей обстановки на фронте. Ведь стрелок может и наврать, что убил вражеского снайпера, который терроризировал позиции последние недели. А так понятно: супостат повержен, и уровень опасности для личного состава несколько снизился.

Кроме того, второй номер нужен для наблюдения, он корректирует и поправляет своего ведущего.

Я человек сугубо мирный, и мне кажется, что это нескромный вопрос, но все же его задаю:

— Сколько?

— В смысле, сколько?

— Сколько вы убили человек?

— Мы не называем это убийством, да оно и не является таковым, — спокойно поясняет Курт. — Убивают преступники. Мы поражаем цель. Да, цель — это человек. Но этот человек находился там, потому что хотел убить нас, убить других людей. Мы не нападали, мы защитники, поэтому мы ликвидируем угрозу. Что касается вашего вопроса, то за десяток уничтоженных целей снайпер имеет право нашить на парадную форму белую полоску. Совсем скоро, и я получу право на пятую.

— А разве снайперы не делают зарубки на прикладе?

— В советские времена вроде как делали, сейчас нет. Да и конструкция современных снайперских винтовок, материалы, из которых они изготовлены, не позволяют заниматься таким. Поэтому — белые нашивки. На парадной, понятное дело, форме. Которую я вряд ли буду носить.

— И всё же есть, наверное, какие-то эмоции, когда убиваешь? Простите меня за этот вопрос.

— Нет, я не думаю о цели как о человеке, это категорически нельзя делать. Сначала, конечно, бывают такие мысли, но потом учишься абстрагироваться и рассматривать происходящее просто как тактическую задачу. Появляется в прицеле цель — уничтожаешь. Но я понимаю, о чём вы. Да, бывают моменты, когда ощущаешь себя Богом. Вот живой человек, ты его рассматриваешь во всех подробностях. Он курит, справляет нужду. И только от тебя зависит, сколько затяжек он сделает и сколько, простите, пописает. Ты принимаешь решение и прекращаешь его жизнь. Однако такие мысли нужно пресекать. Цель — это цель, это противник. Артиллеристам, конечно, легче, они не видят глаза своих жертв.

Курт вздыхает, делает паузу и продолжает:

— Единственный раз, когда я не выстрелил… Это была женщина. В форме. Комбатант, вполне законная цель, я должен был нажать на спуск. Но не сделал этого. Наверное, неправильно, но не жалею.

Работа снайпера сродни труду корабельного штурмана. Метко стрелять — это самый минимум. Кроме того, нужно иметь практические знания в метеорологии, баллистике, общевойсковой тактике и многом другом.

— Учитывать ветер, влажность, рельеф местности, деривацию (боковое отклонение пули в полёте — «Думская»)… — поясняет Курт. — Это настоящая математика. 95% работы — это подготовка. Изучаем карты, местность. Все остальное — 5%. Современному снайперу помогает компьютер, благо, они сейчас компактные. Но это лишь слегка облегчает работу. Все равно нужны навыки, но прежде всего фарт, удача. Когда вам говорят, что все выстрелы снайпера попадают в цель, это враньё. Обычно фифти-фифти. Иной раз приходишь на точку и сразу же выполняешь задачу. В другой — лежишь день, второй, третий, и без толку.

А ещё — выносливость, выносливость и ещё раз выносливость. Выдержать долгие часы, а порой и сутки на позиции, скажем зимой — под силу далеко не каждому.

— А вот я слышал и даже писал со слов знающих людей, что и вы, и россияне, использующие крупный калибр, научились стрелять из снайперских ружей по навесной траектории (стрельба при угле возвышения ствола свыше 20%, позволяет поражать цели, которые находятся за препятствиями — «Думская»). Лично мне это представляется сомнительным, но были вполне официальные сообщения о такой практике…

— Это неправда. Я могу прочесть вам целую лекцию о баллистике и прочей физике выстрела, о тактических моментах, но вряд ли это будет просто понять со слов. Поэтому, извините, задавлю авторитетом: нет, такого быть просто не может. Невозможно из ружья, даже крупнокалиберного, поразить цель по навесной траектории. Это не гаубица и не миномёт.

Мы с ним откровенно поговорили о страхе, который присутствует всегда в военной работе. Страхе напороться на мину: в лучшем случае останешься калекой, в худшем — уйдёшь к праотцам. Страхе попасть на такого же профи-снайпера: ты только оборудуешь лежку, а он тебя уже выцелил и, не торопясь, наводит ствол прямо в лоб. Страхе миномётного обстрела: после удачного выстрела, бывает, наваливают по предполагаемой позиции стрелка, а миномёт — это жуткая вещь, говорят военные. И конечно же, страхе плена: попавших в руки врага снайперов ждёт страшная участь. Впрочем, наши поступают аналогично. Это война.

Со страхом можно научиться жить, подавлять его, контролировать, но пока ты на фронте, он не оставляет тебя никогда — собственно, это защитный механизм: страх мобилизует, и напуганный солдат лишний раз подумает, прежде чем ставить ногу на сомнительную кочку в лесопосадке.

К сожалению, зачастую страх преследует военнослужащего и в тылу, после демобилизации. Медики называют такое явление посттравматическим синдромом. Курт — не случайный человек на войне и не мальчишка. Он профессионал и контролирует свои эмоции. Говорит, что панических атак у него нет.

— Но, наверное, вам снятся ваши «цели»?

— Нет, не снятся. Я выполняю свой долг и не испытываю угрызений совести из-за того, что защищаю Украину и украинцев, что уничтожаю людей, которые собираются убивать всех нас. Не будь Вооружённых сил, завтра они придут в ту же Одессу и устроят резню, это же очевидно. А по поводу снов… На фронте вообще их нет. В отпуске, да, снится война, но это явно не то, о чём вы спрашиваете. Мой главный страх — что будет, когда война закончится. Что мне делать? Я привык и люблю стрелять. Наверное, надо будет какой-то полигон организовать…

«Курт» переводится с тюркских языков как «волк». Наш герой выбрал это слово в качестве своего позывного не случайно. На нейтральной полосе и в тылу противника он именно волк — быстрый, сильный, умный и крайне опасный. В принципе мы могли бы и не скрывать его паспортные данные: россиянам они хорошо известны, и за голову нашего героя объявлена приличная награда. Вот только руки коротки…

Кстати, по поводу русских.

— Курт, вы ведь знаете, когда работаете против боевиков, а когда имеете дело с кадровыми военнослужащими ВС РФ?

— Да, это очевидно. В зоне моей ответственности часто работает именно кадровая группа. Видно даже по жертвам. Если солдат погиб от пули СВД — это «местные», то есть боевики. Если прилетело из чего-то серьёзного, того же «Баррета» или «Сумрака», то это российские профессионалы. Не шахтёры, в общем. Мы используем против них антиснайперские устройства, позволяющие выявлять таких товарищей. Правда, они тоже используют подобную аппаратуру. Два раза вычислили меня. Как-то пуля пролетела буквально в пяти сантиметрах от головы. Было страшно. Очень. Вообще, у нас много чего есть хорошего и технологичного, не стоит рассматривать украинцев как каких-то недотеп бедных. Для них мы очень опасный враг. Мы научили их бояться нас. Это, наверное, главное достижение последних лет.

Проблема, уверен Курт, даже не в русских и их военной мощи, а в украинском руководстве. Оно, по его словам, ведёт откровенно трусливую политику:

— Они бьют нам по рукам, максимально ограничивают в маневре, в действиях, запрещают вести полноценную разведку в «серой» зоне, — сокрушается снайпер. — Иногда больше боишься проверяющих и контриков (контрразведку — «Думская»), чем противника. За год больше пятидесяти наших убили, в боевые записали всего 15…

Но отношение государства («Родина тебя бросит, сынок. Всегда») — это полбеды. Фронтовики — увы, обычное дело — испытывают постоянный стресс из-за несоответствия того, что они ощущают в зоне боевых действий, тому, как к этому относятся гражданские в тылу:

— Я понимаю, что это нормально, что так всегда бывает, но это страшно бесит, — признаётся собеседник. — Они живут в другом мире. Там не стреляют, не ложатся мины, нет постоянного страха. Но ведь Украина воюет, и если не будет нас, то война придёт в мирные города. Это очевидно мне, очевидно другим фронтовикам. Это факт! Однако лишь десять из ста гражданских понимают, что происходит. Остальные слышать даже не хотят. Им по барабану. Это деморализует. В иной ситуации такому человеку, которому пофиг, хочется сделать больно, но сдерживаешься. Я военный, я защитник, я должен выдержать и это испытание. Я читал много книг, в том числе художественную литературу, и понимаю, что это удел всех фронтовиков во все времена. Такова жизнь.

Что дальше? Он вздыхает и темнеет лицом:

— Пока что это напоминает Первую мировую. Укреплённые позиции, стычки, вылазки. Иногда обстрелы. Рутина, словом. Но в любой момент всё может перерасти в полномасштабное столкновение. И тогда… Я не штабист и вряд ли могу прогнозировать. Но точно знаю, что будет страшно для всех, не только для нас, фронтовиков.

И, наконец, у Курта есть мечта:

— Напишите, если можно, что я бы хотел уничтожить того, кто все это начал, человека, из-за которого в Украине идёт война и гибнут мирные и военные. Мой враг номер один — Путин.