Беславные ублютки

Рустам Гаджиев

Много написано и сказано о том, как развитие социальных сетей повлияло на отношения между людьми. И, в частности, на вопрос личной ответственности. Ну, вы в курсе: где, как не в Фейсбуке, можно запросто залезть в диалог, нагадить в комментариях, поучив жизни и выдав гору советов, о которых никто не просил. Но я хотел бы сегодня вспомнить о совершенно конкретной группе людей — существовавшем и ранее сообществе языковых пуритан, которое зацвело в интернете буйным цветом. Только успевай опылять. Вы все их знаете.

Бывало же такое и в офлайне. Спросишь у человека, который час или как пройти, скажем, к венерологическому диспансеру, а он тебе на это расскажет, что писать нужно через «ять» и хорошо бы, дескать, все начали снова говорить «ангельскАй», потому что так комильфо и авантажно. Как вы, наверное, догадались, сегодня мы с удовольствием и охотой расскажем вам о людях, после общения с которыми разговаривать на любом языке нет ни удовольствия, ни охоты. О грамматических нацистах то есть или граммар-наци. Финны таких homo grammaticus называют замечательным термином «pilkunnussijat», что означает…эмм «comma fuckers». Думаю, пытливый читатель переведет сам.

Но несмотря на якобы чисто грамматическую направленность этой касты возмущённых людей, спектр их недовольства гораздо шире. Уважающие себя лингвистические оберштурмбаннфюреры должны хотя бы раз в день посетовать на то, что:

1. «Как так можно слова коверкать, сил просто нет никаких!»
2. «Кто так склоняет, я вас спрашиваю, кто так склоняет?!»
3. «Пушкин в гробу переворачивается сейчас от вашей пунктуации, милостивый государь».

Родилась эта «коричневая чума» из научного диспута между дескриптивистами — это такие люди, которые говорили, мол, оставьте людей в покое, давайте просто описывать современные языковые процессы — и прескриптивистами, которые хотели всех научить, как правильно (!!!) разговаривать и писать. Тема ушла в народ и расползлась по земному шару. Это поистине глобальная фишка — по всему миру находятся люди, которых хлебом не корми, дай только раздосадоваться и удручиться насчёт того, как неправильно говорит ближний. Понятно, что они не задумываются над тем, что у ошибившегося просто может быть дислексия (или дисграфия) и его ошибки в речи устной или письменной могут быть следствием достаточно неприятного заболевания. Так их ведь не смущает даже то, что та норма сегодняшнего языка, за чистоту которой они выступают, вообще-то, уже порядком замарана. Например, в английском языке «silly» (глупый) когда-то означало «счастливый» или «невинный». Термином meat (мясо) нарекали вообще всё, что напоминало плотную, твёрдую пищу. А «humbled» — слово, которое не так давно было синонимом «униженный», сейчас можно, скорее, услышать со сцены от актёра, который получил заветный приз и, стало быть, «польщён, смущён и тронут». Да что там, проклятое двойное отрицание в английском, за которое прескриптивисты рубят головы острыми страницами фолиантов, встречается у самих Уильяма Шекспира и Джона Милтона. Жаль, они уже умерли и им нельзя рассказать, как сильно они накосячили в «Ричарде III» и «Потерянном рае».

Но боль и стоны англоязычных grammar nazi не прекращаются! Они вспоминают про «he/she/it don’t» (а не doesn’t, как говорит нам норма) — и начинается песня о деградации языка, страны, людей, крыс, тараканов и вообще, закройте двери, дайте нам спокойно умереть.

Наука же говорит нам, что не всё так печально.

Лингвисты, которые занимаются маятниковыми грамматическими изменениями, утверждают, что подобное упрощение в грамматике — вполне естественный ход эволюции языка. То есть языки идут от простого к сложному, потом обратно, и так далее — вслед за маятником. Например, английский сотни лет назад имел гораздо больше падежей, но затем их растерял. А во вьетнамском и некоторых иранских языках сегодня, наоборот, из несклоняемых слов формируются новые грамматические частицы, что говорит о потенциальном усложнении грамматики (через сотни лет). Учитывая, что во всех языках эти процессы асинхронны, можно представить себе огромное поле, на котором около 6900 маятников-языков идут вразнобой. И пока в одном наблюдается куча падежей, чисел, родов и прочего добра для склонения-спряжения, то в другом глагол вообще не склоняется и все счастливы. Языки меняются. И не всегда упрощение — это путь в бездну, так что просто deal with it! Правила того же английского языка (в отличие от итальянского и французского, например) не прописываются каким-то Верховным Трибуналом Составителей Словарей, а, скорее, являются компромиссом между читателями, писателями и другими пользователями языка.

Ну, ок, возможно, исландский один из немногих языков, которые могут похвастаться застывшей во времени красотой. Но это объяснимо, они же на острове и достаточно изолированы — поэтому рядовой исландец, в общем-то, без особых проблем прочитает исландские саги Х века.

Однако не только английский выступает полем битвы за Норму. В русском языке этого добра тоже хватает. Интересно другое: среди ратующих за чистоту расы, простите, языка, практически нет профессиональных лингвистов. Хотя последние, безусловно, изучают эти явления и даже дают им забавные названия, вот только «фи» не говорят и носик не морщат. Одним из таких явлений выступает эрратив (или эрратическая семантика). Не нужно закатывать глаза и бормотать о-ля-ля, к эротике это отношения не имеет. Эрратив — это нарочито ошибочно написанные слова. Например, язык падонков с его «многа букаф». Читаешь такое и внутренний граммар-полицай в тебе так и закипает, правда? Специалисты же называют это, скорее, другим измерением правильности, параллельной её нормой, потому что написать, например, «многа букоф» будет уже нарушением этой параллельной нормы. Или вот необязательная замена букв цифрами — 4етыре. Во всех этих случаях проявляется какое-то хулиганское желание человека поиграться с языковой плоскостью, пробурить в ней дыры для новых измерений. Да и вообще, само слово «грамота», в принципе, неправильно, эрративно. Происходит оно от греческого «грамма» (буква), поэтому если сейчас написать «грамматный», то, с одной стороны, это будет коверканием, а с другой, выйдет такое суперисправление и возвращение к историческому корню. Но рядовой граммар-эсэсовец, конечно, не заморачивается на предмет таких тонкостей и ловко заряжает свой маузер патронами коррекции.

А ведь есть же ещё и слова-паразиты, за которые тоже иногда можно попасть под рейд лексикографической SS. Все эти «а», «нет уж», «ну», «какое там», «вот», «кстати», «ведь», «же», «-ка», и т.д. Обыватель, который считает, что он уже всё постиг в политике и межполовых отношениях, с задором сует нос и в филологию. И уже там, зарывшись с головой в лексемы, заправски сообщает, что, дескать, поменьше нужно таких слов, потому что Льву Николаевичу Толстому слышать это было бы больно-с. Но и тут лингвисты не поддерживают запал обывателя, желающего выслужиться перед грамматическим сверхчеловеком. Подобные слова они называют дискурсивными или коммуникативами и находят их невероятно важными, потому что они, собственно, и помогают этот самый дискурс (связный текст) поддерживать. Такие слова несут в себе колоссальный смысловой и эмоциональный заряд, который не только потрясающе богат, но и жизненно необходим в повседневной коммуникации. Удобно же одним коротким и ёмким словом передать широкий диапазон переживаний. Прямо как я сейчас – невинная частица «же» в предыдущем предложении позволяет мне сказать, что я считаю это удобным, а еще выразить уверенность, что вы считаете так же, а ещё как бы пригласить вас к признанию этого факта. Именно поэтому нам так сложно от этих «паразитов» отказаться — в них есть что-то живое, бурлящее. Бурлящих итальянцев вон даже называют в честь одного из таких слов аллорцами (от итал. allora). Интересно также, что в древнегреческом языке (даже в научных его текстах) дискурсивных слов было много больше, чем в латинском. Видимо, греческий текст вырос прямо из диалога, ведь дискурсивных слов много именно там, где культивируется постоянное взаимодействие между людьми — что, конечно, сразу напоминает нам о «Диалогах» Платона.

Но граммар-наци об этом или не знают, или предпочитают не знать. Они верно служат рейху исправленчества. Им подавай именно дистиллят из языка, выхолощенную словесность, когда есть норма, только норма и ничего, кроме нормы. В их мыслях, наверное, так и всплывают картинки, где патруль в час пик отлавливает нерадивого гражданина и за ошибку в падеже орёт «Как ты гафарит са мной, мерский партисан?!!» или что-то в этом роде. Старик Оруэлл оценил бы. Как, наверное, оценил бы и особенность украинского граммар-нацизма — когда интернет-хомячки, с одной стороны, могут убеждать тебя перейти на украинский язык, а с другой, тут же клеймить за какие-то невинные ошибки (извинити, набросил, не сдержался). Но это уже, кажется, относится более к психологическим травмам, чем к лингвистическим явлениям. Мы же в редакции нашего антиграммар-нацистского подполья убеждены, что каждый сознательный гражданин, который ценит силу Просвещения, должен войти в движение Языкового Сопротивления и противостоять по мере сил нападкам нациствующих молодчиков. Ведь настоящие ценность и сила языка в его движении, а не закостенелости. В течении, а не замерзании, да простят меня исландцы. In chaos we trust!