Севастополь и право на рабство

В ноябре 2016 года я приехал в нашу опустевшую севастопольскую квартиру, чтобы похоронить маму. Потом вернулся туда еще раз, через три месяца, для соблюдения последних печальных формальностей.

С тех пор оккупированный Крым как-то обходился без меня. Со старыми знакомыми, оставшимися на полуострове, я общался через интернет, иногда звонил на стационарные и мобильные телефоны, но по скайпу. Обычным звонком туда было не достучаться – смена национальных кодов для крымских номеров на российские корректно обрабатывалась при вызове только российскими АТС. А для скайпа нашлась хитрость – набираешь в нем вместо российского национального кода украинский (слава Украине!), потом номер абонента – и говори.

И с тех самых пор, с тяжелой для меня осени 2016 года, я все перекатываю по извилинам два наблюдения, две темы, раз за разом всплывавшие в разговорах с теми севастопольцами, которые аннексию с готовностью признали и приход России на полуостров искренне приветствовали. Обе эти темы вызывали у них один и тот же когнитивный диссонанс, для пророссийского мировосприятия почти неразрешимый.

Первая тема обычно начиналась со вступления «как же так». «Как же так, – говорили они, – мы же вывели Севастополь из Украины, чтобы избавиться от бесстыжего ворья, которое Киев нам насовал в городскую власть. Почему же наша любимая Россия оставила большинство воров на прежних должностях?»

Советский человек (а обобщенный севастополец, как показала недавняя история, остается одним из самых точных воплощений человека советского) свои отношения с властью строит через упование. Он на власть надеется и уповает, но самого себя с властью не ассоциирует. Для него власть одновременно находится недосягаемо выше его реальности, но при этом (почему-то) его реальности много чего должна.

Например, защиту от нападений «бандеровских бронепоездов» должна обеспечить и оборону от наколотых либеральными идеологическими наркотиками апельсинов. Или вот материальное благополучие должна выписать, особенно пенсии. Или честных чиновников насовать повсюду вместо прежнего бесстыжего ворья.

Но если от воображаемых «бандеровцев» Путин оказался еще в состоянии севастопольцев защитить, то от реальной местной казнокрадии – увы. Тут упования на власть внезапно оказались тщетны.

«Но почему? – говорили и говорят мои знакомые севастопольцы. – Почему за несколько лет нельзя убрать прежних украинских, по уши замазавшихся в коррупции, и прислать новых, чистых, российских, проверенных?» «Погодите, это же большей частью местные деятели, вы сами за них на выборах голосовали», – говорил я. «Ты что, тупой, – отвечали мне без вопросительного знака. – Кого сверху назначили, за тех и голосовали, у нас как везде. По-другому нигде и не бывает, вся эта демократия для того и устроена, чтобы власть правильных людей на места назначала».

Читайте также: 

• Анатоль Калецки. Финансы, экономика: что может испортить 2020 год?

• Макс Гадюкин. Президент улыбающихся людей

У меня-то как раз бывало и «по-другому», но у меня и реальность была какая-то другая. Не крымская. Не севастопольская.

И примерно на этом этапе общения вполне логично возникала вторая тема. Она обычно содержала рефрен «а что мы можем», хотя и не в первых строках. Первые строки были прямым продолжением предыдущей темы.

«Но некоторых же все-таки присылали сюда прямо из Кремля, – говорил я. – Губернаторов вам в Севастополь назначали, еще много кого. Все, как вы и хотели. Не понравилось?» «Так нам не тех присылали! Нам честных было нужно, компетентных! И чтобы любили Севастополь! Не таких, как раньше ставили из Киева! Правильных! А что мы можем… Кого прислали, того и прислали…»

Идея «Россия придет – порядок наведет» была одним из столпов севастопольского обывательского менталитета. Но Россия пришла, не наведя при этом ожидавшегося порядка. И мало того, что по всему Крыму она оставила сидеть в креслах предыдущих циничных рвачей, так в добавок прислала еще и своих, куда более наглых. Вместо страстно ожидаемых севастопольским обывателем добрых и умелых путинских сподвижников.

Такой поворот не вписывался в сложившийся у обывателя миропорядок, рвал шаблоны. Россия оказалась как будто не совсем такой прекрасной, как мечталось в 2014 году. Жизненная практика трагически разошлась с привычными пропагандистскими клише. А ведь не должна была? Правда? Не должна была ведь?

И на фоне этого совершенно когнитивного диссонанса всплывало то самое привычное «ну так а что мы можем». Яркий симптом выученной беспомощности, привычной и неодолимой. Четко показывающий, что никакого «мы вывели Севастополь из Украины» не было, а было «нас вывели из Украины». И, чтобы не сомневаться, с такой естественной для уха пассивной зависимостью от чужих решений: «нам прислали», «нам навязали», «спустили сверху», «пусть нам дадут» и так далее.

Симптомы гражданского инфантилизма, мечты о политическом папочке, который всем послушным сделает хорошо, а всех непослушных показательно выпорет. Сон о добром номенклатурном барине. Совок души. Человек, конечно, имеет полное право оставаться в зависимости. От государства, от идеологии, от хозяина, от чужого мнения. Этого ему никто не может запретить, если ему так комфортнее.

На материковой Украине таких тоже полно, недостатка не чувствуется. Но здесь, уж так сложилось, стыдно быть чьим-то добровольным рабом. Не запрещено, но позорно, как из чистой трусости сдаться в плен. А мой родной Севастополь сдался. Без обороны. Потому что, во-первых, давно хотелось, а во-вторых, «ну а что мы могли поделать». И, я думаю, не в последний раз. В недавнем телефонном разговоре: «Когда ты в следующий раз приедешь?» «После деоккупации». «После чего?!»

После деоккупации. Новое слово, земляки. Пригодится.