Победит ли коронавирусную депрессию наибольшее вливание в экономику?

Гиперкейнсианский эксперимент в прямом эфире

Большинство американцев узнали в школе, что «Новый курс» (программа реагирования президента Франклина Делано Рузвельта на Великую депрессию) стал поворотным моментом в истории Соединённых Штатов. В течение 90 лет прогрессивные проекты и реформы, собранные когда-то в рамках курса, определяли роль правительства в общественной жизни и то, как государственные расходы могли бы использоваться для борьбы с экономическими кризисами. «Новый курс» установил некий стандартный уровень вмешательства федерального правительства в жизнь общества. И тут наступила пандемия 2020 года.

В последние несколько недель Конгресс и Федеральная резервная система начали вкладывать огромные средства — всего более 6 триллионов долларов — в экономику Соединённых Штатов. Европейские правительства и Европейский центральный банк потратят на кредиты и прямые вливания ещё триллионы и триллионы. Норвегия, Италия, Франция и Великобритания напрямую субсидируют заработную плату своих граждан. Эти усилия суммарно оценивают не менее чем в 10 триллионов долларов, или четверть ежегодной экономической активности в Соединённых Штатах и Европе. Азиатские государства, включая Китай, Японию и Южную Корею, предпринимают аналогичные усилия в эквивалентном масштабе.

Другими словами, правительства сейчас тратят так, как будто с сегодняшнего дня и до лета экономический рост будет нулевым. В предстоящие месяцы баланс государственных расходов размоет границы между государственным и частным секторами, — которые с самого начала не особо были ясны, — и перенесёт значительную часть мировой экономики на правительственный баланс. Этот уровень расходов не имел прецедентов в истории — даже близко. Не во время войны, не в мирное время — никогда.

Никто не может с уверенностью сказать, могут ли такие усилия спасти экономику США, Европы или вообще всего мира. Есть основания полагать, что это действительно поможет. В любом случае этот кризис заставит правительства всех стран переписать почти с нуля законы о государственных расходах и кредитовании.

Непроверенная теория

28 мая 1934 года британский экономист Джон Мейнард Кейнс встретился с президентом Рузвельтом в Белом доме. Новый курс был в самом расцвете, Рузвельт поддерживал вливание денег в экономику и всё большее вмешательство федерального правительства, которое достигало тогда беспрецедентных для мирного времени масштабов. Можно было ожидать, что Кейнс похвалит президента за применение на практике его собственных рекомендаций о том, как избежать глубокой депрессии. Вместо этого экономист добродушно сказал Рузвельту, что он сделал не достаточно.

Несколько дней спустя Кейнс написал обзорную статью в The New York Times о том, как вывести Соединённые Штаты из Великой депрессии — правительству придётся резко увеличить расходы и рассчитать более высокий дефицит бюджета. Но это было слишком даже для Рузвельта, администрация которого уже сделала больше, чем любая предыдущая администрация, для поддержки спроса, создания рабочих мест и восстановления доверия к экономике. В течение следующих пяти лет уровень расходов оставался примерно таким же — приблизительно 700 миллиардов долларов в сегодняшнем эквиваленте за весь период. И хотя «Новый курс» не позволил кризису усугубиться, он так и не восстановил темпы роста и процветания до прежнего уровня.

Более поздние программы государственных расходов, некоторые из которых проводились и в других странах, были такими же амбициозными, а иногда даже и сверх того. После Второй мировой войны Соединённое Королевство создало национальную систему здравоохранения. Страны Северной Европы последовали примеру Соединённого Королевства, потом к ним примкнула и остальная Европа. Европа также инвестировала в обширные государственные образовательные и жилищные программы, частично для того, чтобы нивелировать разрушительные последствия войны, и частично для того, чтобы сдержать распространение коммунизма. В 1960-х годах в Соединённых Штатах программы «Великого общества» президента Линдона Джонсона были направлены на повышение уровня жизни всех американцев. Эти программы стояли триллионы долларов, но их постепенно внедряли в течение десятилетий.

В 1980-х годах многие западные страны начали сокращать вмешательство государства в экономику. Начиная с президента Рональда Рейгана, последующие администрации США пытались сократить расходы на социальные выплаты. Маргарет Тэтчер делала то же самое в Великобритании. Тем не менее, вера в стимулирование расходов во время экономических кризисов сохранилась. Во время финансового кризиса 2008–2009 годов правительство США спасло банковскую, страховую и автомобильную отрасли вложениями на сумму почти 800 миллиардов долларов. Вскоре после этого правительство одобрило пакет стимулов аналогичного размера. Европейские правительства, сдерживаемые настойчивостью Германии в отношении бюджетной экономии и Европейским центральным банком (который явно имеет меньше власти, чем Федеральная резервная система), двигались медленнее и тратили меньше. Первоначальная помощь Европейского Союза в 2008 году составила менее 300 миллиардов долларов, хотя эта цифра со временем росла благодаря различным действиям центрального банка и мерам отдельных стран по укреплению экономики.

Критики указывали на неоднозначные результаты каждого цикла государственных расходов и утверждали, что такие вмешательства наносят ущерб долгосрочному экономическому благосостоянию. Большинство экономистов сходятся во мнении, что «Новый курс» восстановил общественное доверие и, по крайней мере, частично стабилизировал экономику в условиях свободного падения, но идут серьёзные споры о том, удалось ли ему вывести экономику из состояния упадка. Программы «Великого общества» были ещё более противоречивыми. Они породили критику свободного рынка, впервые высказанную экономистом Чикагского университета Милтоном Фридманом. Он говорил о том, что правительственные расходы тянут экономику в пропасть и что рынок лучше оставить в покое (так и хочется добавить «он порешает». — Прим. пер.). Многие консерваторы обвинили финансируемую государством систему социальной защиты в Европе в сдерживании роста, производительности и инноваций. И расходы на стимулирование в 2008 и 2009 годах были такими же спорными — многие экономисты-приверженцы свободного рынка осуждали то, что, по их мнению, было чрезмерными и ненужными государственными расходами. Они также указывали на эти расходы как на одну из причин медленных темпов восстановления экономик после кризиса.

Ответом на эту критику была та самая фраза Кейнса из его разговора с Рузвельтом в 1934 году: правительства тратят недостаточно. До сих пор эту теорию было невозможно проверить. Правительства могут тратить только то, что позволит им общество, и в течение почти столетия общество позволяло расходовать от 5% до 10% ВВП (включая расширенное кредитование от центральных банков) в любой отдельно взятый год, независимо от серьёзности кризиса.

Теперь правительство США санкционировало расходы, которые составляют одну треть годового ВВП — и всего в течение нескольких месяцев. Учитывая текущие слухи о потенциальном списании 2 триллионов долларов на инфраструктуру и ещё большее финансирование прямых экономических стимулов, общая сумма может оказаться ближе к 50% годового ВВП. Эта пропорция в несколько раз больше, чем предполагал даже сам Кейнс. Это равносильно эксперименту в формате гиперкейнсианства — настолько большому, что лучшая аналогия будет с военной доктриной управления. Изложенная бывшим министром обороны Каспаром Вайнбергером и бывшим председателем Объединённого комитета начальников штабов Колином Пауэллом, доктрина «подавляющей силы» утверждала, что военная мощь, если она будет сочтена необходимой, не должна быть использована постепенно (как это было во Вьетнаме), но сразу в полном объёме и с полной силой, как это было в Ираке в 1991 и 2003 годах. То же самое относится и к использованию государственных средств: правительство США тратит больше, чем кто-либо считал возможным, быстрее, чем кто-либо считал возможным, поскольку стремится сдержать экономический ущерб, вызванный новым коронавирусом.

Дороги назад нет

Будет ли это работать? Никто не знает наверняка, потому что прошлые массовые вмешательства государства в экономику просто несопоставимы с этим. Это настоящий эксперимент. Но каким бы ни был результат, не будет уже возврата к старым идеологическим разногласиям и экономическим спорам о государственных расходах и кредитовании. Масштаб государственных расходов во всём мире, вероятно, заставит экономистов пересмотреть свои «законы» ценообразования, рынков и государственных балансов. Кризис коронавируса разрушил — по крайней мере, временно, но весьма вероятно, что и навсегда — грань между государственным и частным секторами. Когда вся экономическая деятельность остановлена, свободного рынка попросту нет. Могут ли государственные расходы привести экономику в чувство, чтобы свободный рынок снова начал функционировать — это и есть тот самый эксперимент, который в настоящее время проводят правительства. Ясно одно — без такого уровня расходов риск полного экономического и социального коллапса был бы намного выше.

Среди экономических «законов», которые будут проверены на прочность в ближайшее время (и, вероятно, низложены), есть и такой: «Высокий уровень дефицитных расходов (оплачиваемых запуском печатного станка) вызовет инфляцию». Далеко не все, скорее большинство макроэкономистов поддерживают эту точку зрения. Вплоть до вспышки коронавируса она оставалась преобладающей традицией в политической сфере. Международные финансовые институты проповедовали фискальную ответственность, чтобы в странах с низким уровнем доходов не возникла гиперинфляция в стиле Зимбабве. Теперь же весь мир отвергает эти предрассудки.

Другая распространённая точка зрения, которая, скорее всего, тоже отойдёт на второй план, заключается в том, что чрезмерные государственные расходы нанесут ущерб экономическому росту и приведут к смутным, но зловещим «эксцессам». Международный валютный фонд и Deutsche Bundesbank десятилетиями проповедовали варианты этой мантры — что объясняет, почему Германия установила жёсткую экономию, а не увеличила расходы после финансового кризиса 2008–2009 годов. Но немцы сейчас тратят так же агрессивно, как и все остальные, и нет никаких оснований думать, что они остановятся в этом.

В то время, когда даже у экономных немцев есть большой дефицит, идея «золотого» соотношения между ВВП страны и приемлемым уровнем долга, вероятно, также будет отброшена. После последнего финансового кризиса экономисты пришли к выводу, что соотношение долга к ВВП в более чем 60% делает страну менее устойчивой перед лицом экономических потрясений. И чем выше этот коэффициент, тем больше вероятность того, что правительству придётся брать кредиты по более высокой ставке.

Ещё до коронавирусного кризиса понятие оптимального соотношения долга к ВВП было поставлено под сомнение. В последние годы Япония брала займов больше, чем другие развитые страны, при этом соотношение долга к ВВП до пандемии составляло почти 230%. Например, в США в то же время этот показатель был равен примерно 110%. Но японские процентные ставки и инфляция оставались стабильными и даже немного снизились — в точности до наоборот по сравнению с предсказаниями традиционных экономических моделей. Вскоре японская модель станет скорее нормой, чем исключением, и её эффективность до появления коронавируса может действительно предвещать успех для стран, которые идут по её стопам уже во время пандемии: рекордно слабый рост, но в противовес ему — экономическая стабильность, низкая инфляция и высокое среднее благосостояние населения.

Если большие кредиты и займы берут страны наподобие Японии, а не Зимбабве, есть основания для оптимизма. Но это если всё пойдёт гладко. Легче представить себе более мрачный сценарий. Одни только правительственные расходы не могут заменить экономическую активность в реальном мире, хотя в ближайшем будущем это может стать жизненно важной превентивной мерой.

Великие социальные теории почти никогда не проверяют на практике в реальном мире. Сегодня для таких экспериментов есть площадка. В тисках пандемии правительства с упорством тратят средства на предотвращение экономического коллапса. Будет ли этот грандиозный эксперимент работать? Пока непонятно. Но ясно одно — ничто другое точно работать не будет.

Закари Карабел — автор книги «Ведущие показатели: краткая история чисел, управляющих нашим миром».

Перевод: Александр Краев.