Нормальные герои

Виктор Трегубов

У нас разгорелся новый спор о героике. На этот раз из-за переименования столичного проспекта Ватутина в проспект Шухевича.

Автор этих строк как калиброванный киевский шовинист обычно выступает за более киевоцентричные переименования. Но в этот раз его искренне удивил хор возмущённых голосов:

— Как можно! Шухевич же у немцев служил!

Ребята, а где вы были последние лет пятнадцать, когда весь этот дискурс проговаривался? Почему вы сейчас так говорите, как будто он для вас в новинку?

Дальнейшая проверка показала: всё ещё хуже. Народ не просто упустил момент, когда Шухевич вошел в пантеон украинских героев. Народ ещё и считает, что он там находиться не может, потому что… (служил немцам, не любил поляков, не любил евреев — нужное подставить).

Я сейчас даже не буду спорить на тему «любил ли Шухевич евреев и спас ли еврейскую девочку?» Мне важнее обсудить другое: а может ли быть героем страны человек, которого не любит какая-то часть её населения? Или в биографии которого есть очевидные пятна?

И становится понятно, что нужно вновь проговаривать очевидные вещи. Ну хорошо. Давайте проговорим.

1. Герои есть у всех

Во всех странах, у всех народов, во всех достаточно крупных обществах есть люди, занимающие в памяти особое место. Люди, чей вклад в судьбу общины считается большим, о приключениях которых хочется читать в книжках, на сильно идеализированный образ которых хочется равняться.

Это естественно, поскольку произрастает из древних, фундаментальных основ человеческой культуры. Это наш BIOS, с которым трудно бороться на индивидуальном уровне и практически нереально — на массовом. Да и надо ли? Такие образы первопредков и героев мобилизируют, они — краеугольные камни, на которые мы наматываем наше восприятие истории. Человеку нужно вспоминать кого-то, когда ему не хватает решимости.

Проще говоря:

• герои есть у всех народов,
• это естественно и нормально,
• бороться с самим явлением героизации исторических персонажей сложно и, зачастую, бессмысленно.

2. Абсолютное большинство героев — людоеды

Утверждение неочевидное, но фактически верное.

Кто входит в героические пантеоны общин и наций? Люди, совершившие те или иные свершения во имя или ради блага общины или нации. В большинстве случаев это связано с конфликтами с другими общинами. Часто — с войнами.

В таких конфликтах лидеры идут к победе по головам — своих, чужих и просто неудачно подвернувшихся. Те, кто не готов, редко доходят до победы. Бывают исключительные примеры, вроде Махатмы Ганди. Но и у тех можно найти чисто человеческие недостатки — говорят, Ганди был на редкость паршивым отцом.

Практически о любом полководце, хоть раз взявшем город, можно заявить, что его руки в крови невинных детей. Любого лидера национально-освободительной борьбы можно обвинить в терроризме и этнических чистках — и, что характерно, небезосновательно. Не говоря уже о том, что идеализация стирает личность, сглаживает углы, прячет под ковёр мерзопакостные качества.

То есть:

• герои, зачастую, есть люди, которых можно справедливо обвинить в преступлениях,
• среди героев святые встречаются не чаще, чем среди обычных людей. Скорее, даже реже.

Отсюда:

3. Герои одних — зачастую злодеи в глазах других

Особенно если общины живут рядом. Или в пределах одного государства.

Не буду слишком утомлять вас примерами. Но всё же: в российской и советской истории Ермолов, Сталин и Хрущев, соответственно, патриотичный полководец, могучий лидер и размазня. В чеченской — грубое ругательство, тиран и спаситель соответственно.

Для греков герои Греческой революции — патриоты без страха и упрека. Для турок — бандиты. Наоборот: для турок Мустафа Кемаль — отец нации, для греков, армян, ассирийцев, курдов — военный преступник.

Для евреев Менахем Бегин — герой. Для англичан — террорист. Для арабов — убийца. А вот Ясир Арафат — наоборот.

Для поляков Богдан Хмельницкий — хитрозадый восставший магнат. Для украинцев — герой, который ошибся на последнем шаге. Для русских — человек, сделавший всё, как надо. Для евреев — резник.

Это всё, опять-таки, естественно. Потому что каждая община оценивает действия персонажа по отношению к себе, а не к его родной общине.

4. Возможны переосмысления пантеонов и перестановки героев

Но лишь при условии изменения всего контекста восприятия тех событий, в которых они принимали участие.

Вот тут нам как раз очень поможет пример генерала Ватутина. В советском мифе он, безусловно, герой. Вторая мировая воспринимается как поле битвы добра и зла, потери на ней — как необходимые жертвы. Потому что на первый план выходит его роль полководца, а потери войск не бросают тень на общий образ.

Но если мы переосмысливаем Вторую мировую как трагические события, если мы не столько празднуем победу в ней, сколько скорбим по погибшим — Ватутин переоценивается. И тонет в крови всех тех солдат, которых гнал форсировать Днепр на плотах из заборных досок.

5. Каждая нация чтит свой пантеон, не оглядываясь на другие

И даже на национальные меньшинства в своих рядах, положим уж руку на сердце.

Неоднократно слышал от украинских евреев возмущения по поводу деятелей УПА и Хмельницкого, не говоря уже о Гонте с Зализняком. Понимаю. Но тут смотрю на Израиль — и вижу почитание памяти Бегина, Меир, Бен-Гуриона. Подозреваю, что в Израиле тех, для кого эти люди не герои (от арабов до харедим), даже больше, чем евреев в Украине (по последней переписи — 0,21%). Однако их мнение игнорируется.

И это тоже понимаю. Равно как и понимаю разницу в отношениях к Ататюрку, к Пилсудскому, к Пиночету…

Когда-то, когда это ещё было возможно, имел разговор с Сергеем Марковым. Да, тем самым.

— Вы понимаете, что Россия никогда не сможет признать одобрение соседней страной Бандеры и Шухевича?! — говорил он мне.

Я послушал несколько минут, потом вставил одно слово:

— Маннергейм.

— В смысле? — уточнил Марков.

— Маннергейм. Я помню видео, как Путин во время визита в Финляндию возлагал цветы на его могилу. Медведев, кажется, тоже.

Вы когда-нибудь видели, как человек хочет возразить и осекается — и так два раза? Несложно было отследить ход мысли: «но Бандера пособник… а, Маннергейм тоже… Но Шухевич убивал русски… блин, блокада и советско-финская».

— Я уверен, их нельзя сравнивать! — ответил в итоге Марков.

На самом деле их сравнивать, разумеется, можно. И нужно. От Бандеры и Шухевича Маннергейм отличается — значительно более тесным сотрудничеством с Рейхом и значительно большим количеством убитых граждан СССР. Причем как вооружённых – в рамках советско-финской войны, так и мирных — помогая блокировать Ленинград.

Тем не менее, сейчас Путин кладёт цветы на его могилу. Потому что это — обязательный пункт при официальных визитах в Финляндию. Финны настояли на визуальном проявлении уважения к своему пантеону. Никакое «фашисты-убийцы» не помешало. Особенно ярко, если учесть, что Путин — из Питера, его отец оборонял Невский пятачок, а мать пережила блокаду.

И да, про Медведева мне не казалось.

Весь секрет в том, что Финляндия сумела заставить с собой считаться. И да, для этого и нужен был Маннергейм и десятки, сотни тысяч убитых советских граждан. Печально, но факт.

Что сулят нам все эти пункты?

Во-первых, если у нас сохранится независимая Украина, у неё будет свой пантеон героев. И с каждым годом он будет всё больше отличаться от пантеона героев УССР. И не только отсутствием Марата Казея, но и отсутствием маршала Жукова. Просто потому, что переоцениваются исторические события, в которых те принимали участие.

Во-вторых, эти герои неизбежно будут хорошо идеализированными неоднозначными людьми. Как и все герои.

В-третьих, для кого-то — как соседних государств, так и украинских национальных меньшинств — эти люди будут злодеями, подонками, выродками и военными преступниками.

В-четвертых, третий пункт не будет иметь в Украине определяющего значения — так же, как он не имеет его в иных государствах.

Все вышеперечисленное — не идеологическая позиция и не хотелка автора. Это то, как будут разворачиваться события просто потому, что вот такая вот у истории диалектика и по таким дорожкам идёт общественное сознание. Кому-то, как всегда, будет очень дискомфортно.

Увы, придётся смириться.