Новейшая история кошмара

Примечание редакции. Мы не стали вырезать из этого текста мат. Ранее мы делали это исключение только для военной прозы. Потому что это тоже военная проза.

Меня вчера спросили, когда вы поняли, что пришёл пиздец. Сложно сказать. Муж понял сразу после Крыма, в феврале. Я — намного позже.

Попробую коротко описать слайд-шоу по памяти.

Слайд 1

Легитимный свалил в голубом вертолёте.

Крым оккупирован «ихтамнетами».

Что происходит в Киеве — до конца не ясно.

Нездоровая аквафрешная движуха под стенами ОГА.

Муж говорит, что пора собирать тревожный чемоданчик, и что мы — следующие. Никто не верит. Я не верю. Трудно поверить в апокалипсис вот так сразу. И какой нафиг чемоданчик? У меня новый красивый дом с видом на «Донбасс Арену», и жабы ещё поют на закате, и рассада. И коты. И ворота нужно ставить, веранду. Ерунда какая-то…

Слайд 2

В соцсетях призывают выходить на площади. Показывать, что мы тоже есть. Что нас много. Что у нас всё хорошо, нас не пиздят палкой полицаи за русский язык.

Мы выходим. Мы собираемся тысячами за сутки. Мы все молоды. Даже те, которые не очень. Мы улыбчивы, пока ещё расслаблены, мы просто тусим, поём песни — и про степь донецкую, и про червону руту. Всё клёво, мы за мир. У нас самодельные корявые плакаты и только что купленные флаги. Среди нас дети и собаки. Мы никого не боимся и никому не угрожаем.

Нам забавно, когда прохожие бабки обзываются понаехавшими бандеровцами. Мы машем им вслед паспортами с донецкой пропиской и кричим: «Слава Украине!».

Слайд 3

Это когда погиб Чернявский. Это когда появилась арматура, ножи и биты. Это когда ментам было демонстративно похуй.

Это когда муж впервые сказал оставаться дома, потому что совсем сирота — не вариант.

Это когда первый раз в голове крутанулось: «Что, блядь, происходит?!».

Это когда стала появляться привычка прощупывать собеседников на предмет «а ты чьих будешь?». Но если не совпадало, они пока ещё не воспринимались врагами. Просто какой-то удивительной нездоровой хуйнёй. Их хотелось просто обойти и помыть потом руки.

Слайд 4

Наших митингов уже не было. Было какое-то затишье и постоянная вакханалия под Лениным с триколорами. Уже был разгромлен офис ИСД и азартно выжран их буфет с рафаэлками.

Ты ещё ходила на работу, но уже слушала там про «фашистов», и стрёмно было попросить заткнуться. Ты пыталась возражать, но складывалось стойкое ощущение, что орёшь в полую трубу.

Прежде нормальные адекватные люди вдруг стали говорить странные вещи. Про то, как им херово живётся. Старушка-соседка забросила огород и резко загрустила по СССР. Парикмахер Света, которая каталась на маленьком красивом «Ниссане», стала на пальцах объяснять, как её прессуют со всех сторон «украинские, сука, власти». И про то, как охуенно устроилась её сестра в Москве. Ты с надеждой спрашивала: «А, может, в Москву? К сестре?». В ответ булькало: «А чё я должна куда-то ехать?!».

Ты сужала круг общения, яростно чистила хлоркой ленту в соцсетях от всего этого «антимайдана». Ты пересекалась со своими друзьями, доцентами — на минуточку, — и они неожиданно тоже оказывались укушенными Кисилёвым в голову. Ты неистово пыталась как-то отмазать их для себя, потому что это ж друзья, они ж хорошие. Ни черта стройного не получалось с этими отмазками. Ты завидовала мужу, который мог вот так лихо отрубить этот хвост сразу. А не тупым ножом кусочками по полсантиметра, как это делала я.

Мир вокруг терял привычные очертания. Под ногами дрожало. Мозги отказывались принимать как факт, что всё изменилось; мозги инертны, они зубами цеплялись за привычные алгоритмы, растопыривались когтисто, как кошак в ванной. И ты ещё не знала, что это только начало.

Слайд 5

Для меня он начался с того, что ушёл на войну наш друг — Роман. Северный пушной по ходу был уже почти рядом, и он звучал как «уйти на войну». ЧТО, БЛЯДЬ, ПРОИСХОДИТ?! Уже долбили ДАП, уже город кишел вкрай охуевшими кадыровцами, ездили гробы, пропадали люди. Я даже не помню, когда впервые от мужа прозвучало: «Мы с Тохой поедем запишемся в добробат». Вас били чугунной сковородкой прям в анфас? Меня — нет, но по предполагаемым ощущениям — вот самое оно…

Хорошо помню свои истерики, их нулевой КПД и новые истерики. Потом у меня часто спрашивали: «А как ты отпустила?». Девочки, у меня никто не спрашивал разрешения! У вас иначе? Умнички мои, крутые, реально багини! Я — нет. У нас в семье одна пара яиц.

Потом помню, как закрылась калитка и спину с рюкзаком. И как ты ходишь везде, берёшь в руки вещи, ставишь их обратно, пребывая в каком-то ступоре.

Как из двух фамильных бронзовых жаб осталась одна, вторая ушла на войну в рюкзаке.

Как ты врёшь дочери, что папа поехал на заработки.

Как звонишь Тане, жене Ромы, который ушёл воевать на месяц раньше, спрашиваешь: «Танюшка, как ты справляешься?». А она там, с той стороны трубки, тоже нихрена не справляется, хорохорится сдавленным голосом.

А потом ты не плачешь, потому что тупняк заранее плакать. Особенно если никто не видит. Но ты уже мысленно нарисовала себе таких ужасов, что Кинг и техасская резня бензопилой отдыхают. Бабские мозги — это тот ещё экстрим. Не для слабонервных.

И знаете, мы с Настей таки пошли сдавать вступительные в лицей при ДонНУ. То есть при всей этой прогрессирующей сраке, не было сомнений, что в сентябре доча пойдёт учиться. Что всё будет ок. Пару месяцев потерпим. Говно вопрос. Когда же я поняла, что пиздец уже пришёл….

Сдали, поступили, обрадовались. Это было довольно именитое заведение, прямая дорога в универ. Потом спаковала доню и отправила в Марик, к бабушке, на каникулы. Тут стало опасно, уже бахало, уже столбы обклеивали самодельными листовками «Помогите найти человека!».

В свою красивую новую комнату на втором этаже, откуда всегда были видны фейерверки на «Донбасс Арене», Настя больше не вернулась.

Потом, позже, из этого окна я смотрела, как летит на Бакины и Гладковку. И как на соседней крыше торчит сосед и тоже это видит.

Я стала учиться жить одна, надо было поливать помидоры, чесать котов, ждать ежевечернего созвона. Всё было как-то странно, коряво, но с надеждой.

А потом к нам пришла колонна из Славянска. И, наверное, именно с ней на танке, уродуя новенький асфальт, въехал пиздец.