Преступления большевиков в Западной Украине

В 1939 году Советы оккупировали Волынь и Галичину точно так же, как войска путинского режима оккупировали Крым в 2014 году — при помощи массированной пропаганды, направленной как на население внутри оккупированных территорий, так и на заграничную аудиторию. В 1939–1940 годах на оправдание захватов была сконцентрирована могучая пропагандистская машина: пресса, радио, кино, деятельность политработников, партийных и комсомольских организаций, Красной армии, репрессивно-карательный аппарат войсковых трибуналов, органов НКВД. По донесениям Украинского фронта, ещё до 30 сентября 1939 года среди жителей Западной Украины было распространено 400 тыс. экземпляров советских газет, 210 тыс. листовок, около 9 млн экземпляров брошюр и книг, среди которых — «труды» Сталина, «Краткий курс истории ВКП(б)», выступления Молотова.

С началом боевых действий в 1939 году советская пресса возбуждала ещё и ненависть украинцев к полякам — «Правда», например, среди прочего утверждала, что при «отступлении поляки сжигали украинских сёла, грабили… убивали женщин и детей»: точно так же как российская пресса в 2014 году изо всех сил раздувала «зверства киевской хунты» на юго-востоке Украины. На самом деле вовсе не поляки «сжигали украинские села» при отступлении, а советские войска под руководством органов НКВД после того, как заняли территорию Украины, находившуюся до того в составе Польши, принялись физически уничтожать всех, на кого падала хотя бы тень сомнения в сопротивлении советской оккупации. Уже в первые дни пребывания «освободителей» на западно-украинских землях бойцы и командиры вели себя как оккупанты. Брутальное поведение на Львовщине бойцов 6-й армии Ф. Голикова заставило прокурора армии Нечипоренко обратиться со специальным заявлением к Сталину и Ворошилову. Прокурор уверял, что командование армии подвергло самочинным расстрелам военнопленных и местных жителей, не препятствовало злодеяниям, среди которых распространены насилия и грабежи.

Первые репрессии конца сентября – начала октября 1939 года задели руководство всех крупнейших украинских политических партий, а также уездных и сельских активистов. По документальным свидетельствам, органами НКВД было арестовано, вывезено в Сибирь или убито более 250 человек. Без предоставления обвинений были тайно проведены аресты ведущих деятелей польских и еврейских политических партий. Был арестован весь состав Львовской городской управы во главе с президентом Станиславом Островским. Всем им инкриминировалась «антисоветская националистическая деятельность». Одновременно органы НКВД нанесли удар по церкви и духовенству (особенно римско-католического обряда), которые не вписывались в советскую тоталитарную систему. Служители церкви попали в первые волны арестов и депортаций, проведённых НКВД. Уже в первые месяцы советской власти в Западной Украине было арестовано 57 церковнослужителей, 14 из них расстреляны.

Российский писатель Олег Смыслов в предисловии книги «Степан Бандера и борьба ОУН» (2011) уверял в своём желании сделать её «максимально объективной». Но его, как и многих, не миновала чаша пристрастий. Автор практически оправдывает зверства НКВД, когда называет их обыкновенной «работой»: «Органы госбезопасности никаких карательно-репрессивных мер не предпринимали, а в своей работе руководствовались исключительно распоряжениями, в которых при всём желании сложно увидеть патологическую "жажду крови". Была развёрнута планомерная работа по очистке новых территорий от нежелательных и социально опасных для новой власти элементов, прежде всего бывших полицейских, агентов, осведомителей, провокаторов и т.п. Репрессии же применялись только после расследования и на основании решения судебных органов. В данном случае эти функции, учитывая военное время, выполняли военные трибуналы».

Смыслов опровергает сам себя, когда страницей ранее приводит сведения, почерпнутые из заслуживающих его доверия источников: «Общее количество арестованных оперативно-чекистскими группами по областям Западной Украины, по данным на 1 октября включительно, составляет 3 914 человек, в том числе бывших жандармов, полицейских, официальных и секретных агентов, бывших людей — 293 человека; офицеров польской армии и осадников — 381; руководителей контрреволюционных партий УНДО, ОУН и других — 144 человека; петлюровцев, участников бандгруппировок — 74 человека; прочих — 483 человека». В приведённой статистике ужасает уже один тот факт, что меньше чем за две недели было арестовано почти 4000 человек. Но ведь и 1 октября спецгруппы работу не прекратили, она продолжалась вплоть до начала войны с Германией с нарастающими объёмами.

Если тогда никакой объективности не было, то о какой же объективности можно говорить сегодня, когда кремлёвские преступники провозгласили чуть ли не всех украинцев бандеровцами и нацистами. Весьма показательный пример — дело известного петербургского историка Кирилла Александрова, который уже неоднократно подвергался нападкам российских шовинистов. Ещё 12 сентября 2014 года была опубликована в «Новой газете» его статья «Бандера и бандеровцы», а через два с половиной года, 27 марта 2017-го, судья Ленинского райсуда Петербурга Анна Мороз по иску прокурора города Сергея Литвиненко объявила публикацию экстремистским материалом. «Новая» и Александров подали на апелляцию. 16 декабря Петербургский горсуд подтвердил запрет статьи.

Решение основано на лингвистической экспертизе, проведённой в Российском педагогическом университете имени Герцена. Там пришли к выводу, что статья оправдывает военные преступления, поскольку Александров выражает сомнения в сотрудничестве сторонников Степана Бандеры с нацистами. При этом эксперты не нашли в публикации пропаганды национального превосходства, идей терроризма или нацистской символики, а также призывов к свержению конституционного строя России. В обоснование первого решения о признании статьи Александрова экстремистской судья Мороз ссылалась на заключение экспертизы, проведённой Петербургским университетом. В ней утверждалось, будто публикация отрицает факты, установленные Нюрнбергским трибуналом (это какие же?), одобряет преступления нацистов и их союзников и распространяет заведомо ложные сведения о деятельности СССР в годы Второй мировой войны. В действительности ни Степан Бандера или Роман Шухевич лично, ни ОУН и УПА как организации не были осуждены Международным военным трибуналом в Нюрнберге. Ни в одном из 42 томов материалов трибунала обвинительного приговора касательно их нет.

Демонизируя украинское национальное движение, российское правительство забывает о преследованиях украинцев, массовых репрессиях, депортациях, расстрелах. Например, журнал Верховного Совета РФ «Родина» (№6–7, 1991) пишет: «Аресты и депортации, предпринятые НКВД сразу же после вступления Красной армии в Западную Украину, продолжались вплоть до вступления немецко-фашистских войск в эти районы. По некоторым данным, лишь в 1939–1940 годах без суда и следствия было выселено в восточные районы СССР 1 400 000 жителей Западной Украины и Западной Белоруссии и в 1941–1951 годах — ещё до 700 000 человек, что составило более 10% населения». Далее журнал пишет: «Особенно жестоко действовали органы и войска НКВД накануне и в первые дни Великой Отечественной войны, когда было расстреляно несколько тысяч местных жителей. В тюрьмах Львова расстреляны почти все заключённые, в Дрогобыче — 540 человек, в Станиславе (ныне Ивано-Франковск) — более 500 человек, десятки узников казнены в Тернополе, Стрые и в других городах. Погибли многие представители интеллигенции, священники, рабочие, крестьяне, студенты. Другие уходили в леса и горы, создавали вооружённые отряды и совершали такие же жестокие акции». По подсчётам историков В. Парсадановой и М. Бугая, в 1939–1941 годах только из Западной Украины были депортированы от 1 170 000 до 1 250 000 человек. За это время арестовано около 60 000 человек, из которых более 50 000 расстреляно или замучено в тюрьмах. На Буковине в довоенный период советская власть репрессировала, по меньшей мере, 30 000 человек.

В упомянутом номере журнала «Родина» также приводится рассказ одного фронтовика, который объяснил, что «находился в спецподразделении, созданном из энкаведешных войск. Им разрешалось грабить, бить жителей украинских деревень, даже насиловать девок можно было, нельзя было лишь убивать. Таким образом, эти фальшивые бандеровские отряды возбуждали недовольство населения против Бандеры». Подобного рода провокации будут неоднократно использоваться войсками НКВД после 1941 года.

Большевики начали насаждать на аннексированной территории собственные порядки, в частности, проводить раскулачивание и коллективизацию. 28 октября 1939 года народное собрание во Львове провозгласило конфискации землевладений помещиков, монастырей и государственных чиновников. Поскольку помещики и государственные чиновники были, как правило, инонационального происхождения, то конфискация их земельной собственности нашла поддержку у местного населения. К концу 1939 года были конфискованы 2 753 млн га — почти треть всех сельскохозяйственных угодий. Чтобы заручиться поддержкой села, малоземельным и безземельным крестьянам передано около 1,1 млн га конфискованных земель. Летом 1940 года советская власть конфисковала также 235 тыс. га земли в Черновицкой области. Передача крестьянам земли, скота, семян, инвентаря планировалась только как прелюдия коренных «социально-экономических преобразований» в сельском хозяйстве, конечной целью которых была ликвидация частной собственности на землю и сплошная коллективизация. Из всех конфискованных земель меньше половины раздали крестьянам. Остальные должны были стать основой для создания совхозов и колхозов. Для того чтобы спровоцировать конфликт на селе, большевистская власть реализовывала принцип «разделяй и властвуй», передавая часть земли беднякам, тем самым подогревая ненависть между крестьянами.

В январе-марте 1940 года власти приступили к организации коллективных хозяйств. Правда, изначально коллективизация проходила на добровольной основе, однако крестьяне не желали идти в колхозы, несмотря на то, что колхозникам предоставлялись льготы, техническая помощь и тому подобное. Темп коллективизации был очень медленным. Для советского режима важным было установление контроля над потенциально враждебным ему обществом. В мае 1940 года XV съезд КП(б)У поставил перед большевистскими органами западных областей задачу ускорить организацию колхозов. Согласно директивному указанию СНК СССР, местные органы власти в 1940 году провели учёт «кулацких хозяйств». К ним были отнесены 25 992 хозяйства. Правда, после рассмотрения жалоб и уточнения это число уменьшилось до 21 107.

Чтобы заставить крестьян вступить в колхоз, власти начали использовать налоговый пресс. Летом 1940 года единоличные хозяйства платили в пользу государства: за корову — 60 рублей, за коня — 120, а за гектар земли — 50. С каждого гектара крестьянин должен был сдать государству 90 кг зерна. Цена устанавливалась символическая — 5–6 руб. за центнер, а на рынке она была 120–180 руб. Кроме того, владельцы крестьянских хозяйств до 2-х га обязаны были поставить государству 20 кг мяса (6–7 коп. за кг), а 2–5 га — 50 кг и дальше по восходящей. Крестьянское хозяйство, имевшее 12,8 га земли, пару лошадей, 4 коровы, конную молотилку, пресс для переработки масличных культур и спорадически использовавшее наёмный труд, платило налог в сумме 13 186 руб. Такие действия советской власти взрывали рентабельность единоличного хозяйства, делали невозможным его существование. Крестьяне вынуждены были вступать в колхозы, а те, кто всё же отказывался, подвергались преследованиям.