Украина: выстрел мифа

Александр Давыдов

Рождение новой политии, нового суверенного сообщества со своими нормами и правилами, готового стоять за себя и самоотверженно работать над своим совершенствованием, представляет собой сложный и многоплановый процесс, затрагивающий далеко не только область политики. Более того, рассмотрение национального строительства как политического феномена требует определённого разнообразия устройств для обзора и изучения феномена, и нередко мы видим, что исследователи либо идеологи, либо иные люди, берущие на себя право и груз изучать национальное строительство, могут использовать слишком ограниченный инструментарий анализа.

Это плохо. С одной стороны, мы видим, как попытка придать языковому вопросу статус самого важного в процессе строительства украинской нации стала важным козырем Кремля в борьбе за Восток Украины. С другой же стороны, мы видим, как аналитики, философы и политологи Кремля, наученные догматам и словоблудию бывших преподавателей марксизм-ленинизма, садятся в глубокую лужу, предрекая крах Украины, и более того, вообще, участвуя в крымско-донбасской авантюре, что проявляет для них полную профнепригодность, а для нас – очередное свидетельство того, что сложный процесс национального строительства необходимо рассматривать через разные приборы.

В нашей работе мы считаем нужным рассмотреть осуществление ценностного сегмента национального строительного процесса в украинском кейсе. Для этого применяем ряд рамок и концептов, уместных в научной литературе, но могущих послужить и нам.

Эмпирические выводы, исходящие из предложенного нами конструкта, невелики и простоваты: они представляют собой, скорее, модель, позволяющую строить полноценные эмпирические конструкции тем, кто обладает большей, чем мы, информацией об украинском обществе и более сильно заинтересован в успехе украинского национального строительства.

Проблема ценностей, поднимаемая в изучении национального строительства – достаточно специфичное явление. Теоретики нации обращают внимание на социальные и экономические процессы в беременных империях либо на развитие печатного дела, музеев, на генезис самого представления об особости сообщества и создание дискурсивной формации, в рамках которой куется представление об общности и её свойствах: представление, принимающее форму конфликтной идеологии, бросающей тесто этноса в печку войны.

Это всё важно, но внимание на ценностный сегмент национального строительства обращает внимание представитель страны, живущей в безвременьи: Святослав Каспэ, придающий ценностной проблематике субстанциональный характер, рассуждающий о ценностях и приводящий ещё классическое веберово их понимание: «Социальное действие… может быть… ценностно-рациональным, основанным на вере в безусловную – эстетическую, религиозную или любую другую – самодовлеющую ценность определённого поведения как такового, независимо от того, к чему оно приведёт» (Каспэ 2012: 20). При этом автор опирается на классическое определение политики как авторитетного распределения ценностей (Каспэ 2012: 24). И, определяя ценности как субстанциональный элемент политического действия, автор, очевидно, приходит к сакральному смыслу существования политических ценностей. Сакральность, выражающаяся в социальном, имеет два важных аспекта, о которых говорит Каспэ и которые важно рассмотреть нам: универсалистичность и трансцендентность.

Приближая философичные концепты к возможной эмпирике, мы видим, что универсалистичность ценностей, претендующих на бытие фундаментом нации, может воплощаться в двух аспектах: внешнем и внутреннем. Внешний аспект универсалистичности ценностей предполагает наличие в идеологическом нарративе, конституирующем нацию, дискурсивных конструктов, посредством которых национальная элита легитимирует суверенный статус нации в системе международных отношений. (Примечание редакции: политическая нация обретает себя через признание, понимание и восприятие другими странами и политическими нациями).

Внутренний аспект универсалистичности ценностей состоит в устремлении к тому, чтобы дискурсивная формация, конституирующая нацию, имела в себе ценностный набор, позволяющий включить в политию максимальное количество членов. Важно, чтобы этот набор был по возможности цельным и способным дать представителям недоминирующих численно и социально этнических групп чувствовать себя равными и причастными общему национальному организму. (Примечание редакции: как вариант, политический украинец это любой гражданин Украины, который готов её защищать и бороться как за независимость Украины, так и за её светлое будущее).

Теперь попробуем приложить эти аспекты национального строительства к украинскому кейсу. Для этого необходимо выстругать несколько рамок, облегчающих и детализирующих видение явления.

Прежде всего, архаичность понятия «национальная идеология». В отличие от наших прадедов, мы не первые в своих семьях изучаем грамоту и, более того, живем в плотном информационном поле. Из этих фактов вытекает невозможность существования некоего единого цельного идеологического конструкта, который мог бы быть рамкой сознания всех членов политии. Скорее речь идёт о некоем дискурсивном поле, продуваемом ценностными ветрами: поле, в котором греются и живут различные относительно локальные идеологии. Скажем, украинский националист может служить как в «Азове», так и в ДУК ПС: обе альтернативы допустимы по ценностям, носителем которых он является. Однако очевидно, что у СНА и у ПС (либо «Тризуба») различные идеологии и даже различные господствующие субкультурные матрицы. Что из этого следует?

Из этого следует необходимость понимания закономерностей функционирования этого дискурсивного поля. Здесь мы обратим внимание на две системы координат, задающие эти закономерности.

Первая система координат представляет собой дихотомию полей мифологии (относительно подробно этот концепт описан здесь). Вкратце постсоветское пространство, населённое европеоидами, существует в контексте противостояния и симбиоза двух противоположных мифологий: освободительной и имперской. Освободительная мифология включает в себя идеологии и дискурсивные формации этнических сообществ, веками сопротивлявшихся ассимиляции и имеющих жёсткий ценностный бэкграунд, направленный на крушение империи и освобождение от её тягла. Специфичную форму «освободительного поля» может представлять собой система «блатных» ценностей, опирающаяся на принцип «отрицалова». Имперская мифология, наоборот, представляет собой дискурсивное пространство, действующее, исходя от интегративных и достаточно, на самом деле, эклектичных ценностей.

Очевидно, что все идеологии и квазиидеологии, легитимно живущие в Украине, тяготеют к «освободительному» полю. Учитывая, что полтора года назад о контурах «Новороссии» многое и грустное думалось обеими сторонами межславянского, кхм, диалога, мы можем предположить, что два-три года назад тяготение немаргинальных идеологий к освободительному полю в Украине вполне могло быть не столь очевидным, как сейчас. И здесь есть определённая специфика: если погружение в «освободительное» мифологическое поле состоялось, то его оформление в соответствующие Мифу идеологические конструкты не прошло в полной мере: хорошим примером здесь служит цепляющий ролик о солдате в зоне АТО, который звонит деду поздравить того с Днем Победы. Видно, что определённое решение проблемы здесь есть, но оно ситуативное, и несовпадение мифологического и мировоззренческого полей может обещать в будущем  определённую конфликтность и социальный невроз.

Вторая система координат представляет собой полюса этнической мобилизации (более широко тема раскрыта здесь). Мы обозначили их как инстинктивный и архетипический. О противостоянии инстинкта и архетипа писал ещё Юнг, мы применили эту шкалу для возможности оценки того или иного случая этнической мобилизации. Близость к инстинктивному полюсу имеет место быть тогда, когда в популяции актуализируются социальные инстинкты, муссируется нарратив о геноциде, зверстве врага, блокируются возможности относительно свободной рефлексии о пути нации. Близость к архетипическому полюсу мобилизации предполагает актуализацию символов, мобилизующих архетипы, свойственные популяции и высвобождающие мощный пласт психической энергии. Чистый случай инстинктивной мобилизации – это голый погром, а чистый случай мобилизации архетипической – это журнал, в котором пишут национальные идеологи (и который, возможно, не читает никто, кроме национальных идеологов).

В целом, говоря об украинском случае, мы можем сказать, что инстинктивная составляющая этого случая крайне сильна, что естественно для такой резкой ситуации прямого военного вторжения страны, населённой этнически близким народом и претендующей на роль метрополии. Однако архетипический потенциал, могущий раскрыться в мобилизации символов, также крайне богат. Украинский национализм имеет богатейшее символическое и культурное пространство, которое при своем освоении может дать огромную фору украинцам как в непосредственной мобилизации,  так и в формировании гибкого и сложного дискурсивного поля, конституирующего нацию: что необходимо этнически гетерогенному обществу. Как пример можем привести тот самый  трезубец, простор для толкования которого на порядок шире, чем у двуглавого орла.

Теперь разберем проблему универсалистичности ценностей украинского национализма (который мы уже не можем понимать как идеологию) в контексте принадлежности Украины к «освободительному» мифологическому полю. «Освободительное» поле предполагает господство соответствующих ценностей, выстроенных на принципе признания свободы и автономии личности, из чего следует большой простор для идеологической работы, легитимирующей нового Суверена на международной арене. С другой стороны, воплощение универсалистичности такого плана в национальном сообществе предполагает как резкий конфликт с мертвеющим, но пока существующим полем постсоветского сознания, обладающего рудиментами тоталитарного мышления, так и возможную сложность органичного включения в украинскую национальную дискурсивную формацию полных нарративов радикального национализма (с учётом того, конечно, что центром генезиса нового национального сознания являются как раз радикальные националистические организации).

Что касается трансцендентности ценностей, относящихся к «освободительному» полю, то здесь стоит отметить высокую степень мобилизационного потенциала этих ценностей, а также мощный потенциал их мобилизации в восточном соседе Украины. Это полноценная ценностно-мифологическая система, формировавшаяся долгие столетия и имеющая достаточно внушительный пантеон мучеников для того, чтобы быть принятой теми, кто выходит из «имперского» поля. Трансцендентность «освободительных» ценностей имеет высокий мобилизационный потенциал.

Про универсалистичность ценностей, могущих мобилизоваться через актуализацию архетипов, высвобождаемых символическим пространством украинского национализма, мы уже говорили, добавим ещё: эта универсалистичность может воплотиться как в гибкой работе национальных идеологий, подчиняющих себе всё разноэтничное национальное сообщество, так и в активной мобилизации национализмов «освободительного» поля в России, что исторически неизбежно, а в случае быстрого удачного старта сослужит Украине хорошую службу. Здесь речь идёт о ценности самобытности этнического сообщества, каковая ценность обретает политическую значимость в процессе конфликтного противостояния представителей этнической общности и умирающего псевдоимперского государства.

Трансцендентность ценностей украинского национализма в условиях богатейшего символического пространства даёт возможность украинской нации не просто использовать исторический шанс для своего становления, но дать основу символического и ценностного пространства, которое формируется на постсоветских землях.

Будет ли использован этот исторический шанс, мы не берёмся говорить. Мы лишь сделаем пару выводов, следующих из вышеприведенного текста, чтобы несколько эмпиризовать предлагающийся в нём объяснительный конструкт.

Прежде всего, имеет место быть необходимость интеграции радикальных националистических дискурсов – и публичных, и международных – в одну ценностную и мифологическую систему. Эта необходимость проистекает из потребности выстраивания органического символо-мифологического пространства, в котором не должно быть места излишней эклектике: свойственной отжившим своё социумам. Соединить память бывших советских граждан о Великой Отечественной с аутентичным «бандеровским» мифом вряд ли просто, но в определённой степени необходимо.

Далее, поскольку М. Фуко не отделяет понятие знания от понятия власти, видится необходимой интеллектуализация, впрочем, и так достаточно богатого идеологического потенциала радикальных националистический организаций, выступающих субстанцией украинского суверенного сообщества (мы помним о том, сколько процентов набрал Ярош на президентских выборах. Это не так важно на самом деле).

Также стоит отметить, что военный конфликт, мобилизующий общество и затрагивающий каждого его члена, сам по себе рождает определённое пространство этических норм и ценностей. Принципы, с которыми участники АТО придут домой после войны, могут стать важнейшим сегментом формирующегося ценностного пространства молодой нации.

Изучение национального строительства как политического явления имеет смысл только в рамках понимания политики как сферы экзистенциального напряжения сил в борьбе с Другим. Широта инструментария, применяемого в анализе случая, позволяет расширить фронт борьбы в тех местах, где потенциал молодой политии на порядок выше потенциала её издыхающего противника. Будем надеяться, предложенные нами отвёртки и рейки помогут лучше понимать и эффективнее действовать в борьбе против врага: вашего и нашего.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.