Спецпроект. «Прифронтовая»

Как вы помните, у нас на сайте есть рубрика спецпроектов, и периодически мы даже успеваем её наполнять. Сегодня явились к вам с новостями не совсем политическими или бизнесовыми: дело в том, что издательство «Каяла» выпустило книгу Олега Костюка «Прифронтовая». Ссылки в конце текста.

Сами знаете, страна нуждается в напоминании о совсем простых вещах. Даже войне, которая вроде как и не прекращается уже который год. Так что мы взяли на себя смелость встретиться с автором и задать ему несколько вопросов.

Война

ПиМ: Первый вопрос — самый предсказуемый. Почему именно война? Ведь об АТО написано множество книг.

О.К.: Да, действительно, об АТО написано достаточно. Но по-настоящему хороших текстов, на мой взгляд, крайне мало.

Я пишу о том, что мне интересно, что меня волнует и в чём я хотел бы разобраться получше. Писательство — это исследование. А если речь идёт о военном опыте, то и терапия тоже. Способ справиться с последствиями пережитого травматического опыта.

ПиМ: Как долго были в АТО? В каких подразделениях служили?

О.К.: В АТО я попал в начале 2015 года. Шёл на войну добровольцем. Повестка из военкомата мне не приходила. Отслужив по мобилизации, вернулся домой и где-то через год подписал контракт. Всего в зоне АТО (ООС) я прослужил два года. Из них год и восемь месяцев — на первой линии. Светлодарская дуга, Авдеевка.

Сержант, с которым механик ехал в кабине ЗИЛа, получил ранение. Половина руки, от локтя и ниже, превратилась в рваные лохмотья, облепленные запекшейся кровью. Механик вколол сержанту налбуфин — сержант то приходил в себя, то погружался в забытье. Механику удалось кое-как извлечь его из горящей машины и перетащить в подвал. Он сообщил о случившемся по рации командиру роты. Через какое-то время приехали медики и забрали сержанта, лежавшего без движений, бледного, с чёрным огрызком вместо руки. Механика тоже забрали, и когда он увидел ротного, тот отвел его в сторону, налил стакан водки и сказал: пей! Механик выпил, вцепившись дрожащими руками в стакан.

По ночам он кричал во сне. Ворочался, матерился, огрызался на кого-то: відчепись відчепись від мене… Звал командира и просил его о чем-то. Говорил потом: это с ним после тех боев в конце лета 2014-го. («Учебка»)

ПиМ: Военный быт описан в ваших рассказах достаточно откровенно. Порой жёстко, порой — натуралистично. Это попытка шокировать читателя, или просто иначе не получается?

О.К.: Не думаю, что современного читателя можно чем-то шокировать… Нет, я не пытался ни шокировать, ни «хайпануть». Тёмные стороны войны, о которых я пишу — всего лишь небольшой процент от того, что я видел и знаю. Старался быть максимально честным.

Война, увиденная глазами мобилизованного, без пафоса и прикрас — вот основной лейтмотив книги.

В ряде текстов я попытался передать то состояние утраты идеализма и мечтательности, которое многие из нас, мобилизованных, испытали, попав на фронт. Армия, и тем более война очень быстро лишают вас всяких иллюзий.

Я прибежал туда, когда он был уже мёртв. Я понял это, когда взглянул на пожелтевшее и какое-то вдруг ставшее спокойным лицо. Медики пытались запустить сердце. Делали искусственное дыхание. Хотя, как они потом признавались, всё было и так ясно.

Мы пробирались вдоль узкой посадки, между прозрачными деревьями, и останавливались, опускали носилки на землю, садились на корточки и пережидали, когда затихнут «выходы» с сепарских позиций. Потом — поднимались и шли дальше. Я помню, как пот струился по лицу и как майка прилипала к спине, и как я вдруг ощутил все 13 килограмм бронежилета, к которым, казалось, давно привык. («Дома»).

ПиМ: Сейчас многие уходят в краткие заметки, или вообще видеоформат. Я-то поддерживаю классические способы донести свои мысли до людей, но всё же интересна ваша мотивация. Так почему же именно книга?

О.К.: Знаете, есть блогеры, которые издают книги, но когда читаешь эти книги, думаешь: на кой чёрт он полез в литературу, оставался бы в своих фб-постах… С другой стороны, есть писатели (например, Ремарк), для которых и десяти романов мало, чтобы описать всё то, что они узнали на войне. Эта тема в их исполнении кажется неисчерпаемой. Так что всё зависит от уровня духовного опыта, знаний и, конечно, таланта.

Как опубликовать книгу?

ПиМ: Теперь давайте говорить о быте современного писателя. Понятно, что Керуаком стать не так-то просто. Но среди читателей могут найтись потенциальные конкуренты, которые до сих пор мнутся и сомневаются: а стоит ли пытаться. Можете описать краткий план действий для людей, желающих написать и опубликовать книгу? Вдруг кому-то поможет.

О.К.: Никакого плана действий нет. Вначале пишете книгу; затем — предлагаете её издательствам. Если начинающий автор, вместо того чтобы пытаться выразить в тексте то, что не может не выразить, задаётся вопросами типа: нужно ли писать книгу, ведь её могут не опубликовать, стоит ли пытаться и т.д., — ответ может быть только один: не пытайся, это не твоё.

Хорошая книга пишется, когда есть острая потребность в её написании. Всё остальное — публикация, финансовая, юридическая стороны и т.д. — вопросы, мягко говоря, не первостепенные.

ПиМ: Если не секрет, как издательство договаривается с авторами о сотрудничестве? В наше время важна защита интеллектуальных прав и те нюансы, которые обычно подаются «мелким шрифтом». Поскольку вы тут куда опытнее меня, попрошу объяснить правовые нюансы. Не на самотёк же их пускают. Что от вас требуется, что в ответ гарантирует издательство?

О.К.: Всё очень индивидуально. У каждого издательства свои условия работы.

ПиМ: Что лучше — просто написать книгу и опубликовать её, или же выбивать себе контракт на перспективу?

О.К.: Лучше — писать качественные и честные тексты, за которые потом не придётся краснеть.

ПиМ: Времена у нас интересные: данных в сети хватает, но хороший перевод всё равно донесет пережитый опыт куда надо. Не думали насчёт иностранных читателей? Может, издательство предлагало?

О.К.: Книга вышла недавно. Перевод — вопрос перспективы. Я пока не думал об этом.

Что в голове у автора

ПиМ: Теперь обратно к книгам. В некоторых рассказах вы описываете состояние, которое можно определить как ПТСР. Это личный опыт?

О.К.: Не совсем. Я трижды отправлялся в АТО (первый раз — на год, второй — на 8 месяцев, и третий — на 4 месяца), и каждый раз, возвращаясь, испытывал проблемы с адаптацией. Но я не назвал бы это состояние ПТСР. Как-то я разговаривал с психологом, и он сказал, что ПТСР — это серьёзный диагноз, который требует вмешательства психиатров и которым на самом деле страдает лишь небольшой процент вернувшихся с войны.

Депрессия и сложность с возвратом к прежней, гражданской жизни — это ещё не ПТСР. Что же касается рассказов, о которых вы упомянули, то они скорее основаны на наблюдениях и общении с бойцами, среди которых я действительно встречал ребят с серьёзными психическими проблемами.

В своих текстах я опираюсь на собственный, уже реальный опыт. Но сами истории, характеры и ситуации, как правило, вымышленные.

— Брат тоже шёл добровольцем…

— И жалеет теперь?

— Нет. Наоборот, гордится… Медалей у него много. Только вся жизнь — в заднице!

— Думаешь, это из-за войны?

— Не знаю. Он и до войны бухал, но не так. Семья была, работа. А теперь…

— Для некоторых война — лучшее, что было в жизни. На войне они узнали себя и стали героями. А на гражданке — неизвестно, как бы всё у них сложилось. Бухали бы, прожигали жизнь. Я не о всех говорю. Но таких много. Война для них — единственная достойная вещь в жизни. («Шлюхи»).

ПиМ: Хорошо, насчёт ПТСР я понял. Но здесь не только говорится о состоянии организма, дело напрямую касается моральной стороны вопроса. У вас, например, в некоторых текстах упоминается проституция.

О.К.: Давно, ещё до войны, занимаясь журналистикой, я готовил серию статей о публичных домах Киева. Потом грянула революция, АТО, и я так и не закончил работу. Со временем я вернулся к своим записям и переработал их в прозу. Эти тексты — художественное исследование, изображение характеров и повседневной жизни «жриц любви».

Марина попала на «базу» по объявлению. Отработала ночь и, вернувшись на съёмную квартиру, где кроме них с Алиной обитали ещё четыре девчонки, все — продавцы из «Новуса», — рассказала всё подруге. Алину не нужно было долго уговаривать. На следующий день они явились в трёхкомнатный «салон» на улице Крещатик и приступили к работе.

Молодые девчонки, работающие здесь, злоупотребляли спиртным и сидели на «фене». Атмосфера в борделе — скверная: зависть и сплетни, битвы за клиентов, воровство и пьянство. Через месяц подруг перевели в другой бордель, на улице Красноармейской; тут работали их ровесницы — женщины под сорок и выше.

Взрослые и битые жизнью — матери и жены, мужья которых порой знали о ремесле своих благоверных. Женщины, чьи жизненные проблемы бьют через край. Тут и долги, и необходимость поставить на ноги детей, и просто желание «пожить нормально». Да. Есть и такие. Естественно, все пьют, — а как иначе? («Марина»)

ПиМ: Считаете, тема актуальна?

О.К.: Я не гонюсь за актуальностью. Я даже не думаю об этом. Я пишу о том, что интересно прежде всего мне самому.

А ещё не занимаюсь морализаторством, не даю никаких оценок и не вешаю ярлыков. У персонажей своя жизнь, свои история и своя правда. И тут я выступаю скорее наблюдателем, чем судьёй.

ПиМ: Мы не о ярлыках говорим, а об отношении к этому в обществе. Если будет определённый запрос, вам как автору придётся реагировать. Или заострять внимание на теме, или уделять ей меньше времени. Так как вы чувствуете её актуальность? Есть отклик, нет?

О.К.: Реагировать на общественные запросы — дело журналиста (блогера), а не писателя.

ПиМ: Справедливо.

О.К.: Проза — вещь интимная. Это как исповедь. Если вы верующий человек и приходите в церковь, чтобы исповедаться, вы же не думаете о том, как сказанное будет воспринято окружающими, верно? Ваша задача — быть максимально честным, точным в выражениях и ничего не утаить, ведь именно от этого зависит возможность искупления, верно?

Примерно так же обстоят дела и с написанием прозы. Писатель, ориентирующийся на общественные запросы и мнения, неминуемо скатывается в попсу и конъюнктуру.

Мы окружили его. Он не поднимался. Он тихо стонал, и на лице его было выражение усталости и боли. Он двигал руками, словно пытаясь завернуть их за спину и помочь себе подняться. Но что-то мешало ему. Он продолжал стонать. И морщился. И теперь, казалось, не думал о нас, но — о той боли, которую испытывал. Он не притворялся. Мы видели это и не трогали его. И у меня похолодело между лопаток, когда я понял, что он не притворяется. («Девятиэтажки»)

ПиМ: Несколько рассказов написаны о подростках. Немного выбиваются из общей канвы. Как они попали в сборник?

О.К.: Меня всегда интересовала тема становления, развития личности. Этот процесс перманентен и длится всю жизнь, но в юности наиболее радикален и стремителен. Иногда полжизни проходит в какой-то стагнации, пробуксовке, полусне. А иногда — в два-три года человек проживает целую жизнь. Об этом рассказ «Девятиэтажки». О той насыщенности и интенсивности жизни, которая порой ведёт человека в бездну.

От котла смог по всей квартире. И нужно открывать окна, иначе — духота и серый дым над кроватью и вокруг люстры. Особый, терпкий и какой-то даже приятный запах угля. Я чувствовал его и раньше. В блиндажах. Когда топил буржуйку прессованными брикетами. Пальцы потом всегда были чёрными.

Она работает администратором в кафе. Клиентов мало. Шахтёры четвёртый месяц не получают зарплату. Бастуют. А тут всё держится на шахтёрах.

Так что кафе пустует. Кое-как функционирует за счёт банкетов и поминок. Люди всегда отмечают юбилеи. Всегда женятся, всегда умирают. («Прифронтовая»)

ПиМ: Ну, мрачным тоном сейчас мало кого удивишь. Насилием тоже. Но вот ненормативная лексика вызывает вопрос: а не чересчур радикально выглядит такая подача? Мы-то не против, но не всякий читатель поймёт.

О.К.: Тут, скорее, нужно спросить у самих читателей… Мне сложно за них говорить.

«Прифронтовая» — это книга с элементами контркультуры. Стиль и энергетика текста продиктованы темой повествования. Если вы пишете о солдате, которому осколком срезало половину лица или о женщине, изнасилованной в девятилетнем возрасте, — нужно ли смягчать краски? Возможно, найдутся те, кому это покажется слишком откровенным и «не литературным». Это их право. Значит — моя книга не для них.

Мой читатель — тот, любит качественную и честную современную прозу.

Книгу можно приобрести на странице автора в Facebook или в интернет-магазине Yakaboo.

Сайт издательства прилагаем.