Страна восстаний, или Бессознательная Украина

Примечание редакции. Об отношении к институциональной Украине, синдроме выученной беспомощности и электоральных экспериментах — Павел Казарин с позиции психоаналитики рассматривает самообман украинцев на фоне внутриполитического хаоса и рисков, нависших над государственностью.

Все наши проблемы давно описаны в учебниках. Проблема в том, что мы их не читаем.

Любой взрослый состоит из детских травм, а любая нация — из своего исторического опыта. Наше прошлое задаёт стандарты поведения и логику реакций. То, как мы голосуем и поступаем, похоже на сеанс у психоаналитика. Наши последние тридцать лет жизни — это лишь исповедь на кушетке. Пускай даже на этой кушетке лежит целая страна.

Украина меняется, но некоторые вещи остаются неизменными. В нашем багаже — несколько столетий жизни в составе чужих империй. Отсутствие опыта собственной государственности. Привычка воспринимать любого носителя власти как чужака, присланного из метрополии. Всё это делает украинцев чемпионами по выживанию в чужих государствах. И превращается в балласт, когда речь заходит о строительстве своего.

Страна подозрительных людей

Так уж вышло, что украинские граждане — носители самых отчаянных антиэлитарных настроений. Мы привыкли повторять, что это общемировой тренд, но в случае нашей страны — это скорее историческая традиция. Украинские земли в разные эпохи были частью чужих империй, а потому категория «права» и «закона» воспринималось здесь как нечто чуждое, обслуживающее интересы метрополии. Любой носитель должности и полномочий всегда воспринимался тут как представитель интересов условного «поработителя».

Отсутствие опыта государственности дало о себе знать в тот момент, когда на карте появилась независимая Украина. Потому что фронда по отношению к любому начальнику никуда не делась. А за последние четверть века — лишь усилилась. Каждый, кто решит перейти из категории «один из нас» в статус распорядителя коллективным ресурсом — сиречь, «элит», очень быстро оказывается в роли изгнанника.

Вся эта ситуация рождает ситуацию «отрицательного отбора». Если вы не воспринимаете чиновника как «своего», то у вас нет ни малейшей мотивации, чтобы платить ему рыночную зарплату. Как следствие, нет даже теоретической возможности, что на госслужбу решат пойти профессионалы, которые не хотят воровать.
Впрочем, недоверие к власти и вертикали — это лишь часть правды. Главная проблема в том, что украинцы вообще мало кому доверяют. В странах Северной Европы индекс межличностного доверия — порядка 60%. В Центральной Европе — порядка 40%. В Украине он колеблется в районе 25%. По этому показателю мы близки к Бангладеш и Пакистану.

Это всё было бесценным, когда речь шла о логике выживания. Когда вокруг украинца плескался огромный социальный океан, существующий по чужим правилам и управляемый извне. Сфера ответственности каждого ограничивалась своим домом и своими близкими. В конечном счёте именно это и привело к рождению того социального договора, который проявился в стране после 1991 года.

Своё и чужое

Девяностые годы были периодом «дерибана» советского наследства. Разница была лишь в масштабах. Кто-то «отжимал» у государства завод. Кто-то — ставил гараж на детской площадке. Никто не считал зазорным переводить «общественное благо» в категорию «персонального». Личные квадратные метры были в приоритете — коллективное достояние воспринималось как ценность лишь в том случае, если его можно было приватизировать.

Итогом процесса стал 2014 год. Майдан и российское вторжение смогли вырвать часть общества из анабиоза. Оказалось, что институциональному «чужому» может противостоять лишь институциональное «своё». В результате мы увидели добровольцев, волонтёров и активистов. Всех тех, кто решил инвестировать персональное — в коллективное. Но для пассивного большинства логика отношений со своим государством осталась прежней.

Их отношение к институциональной Украине варьируется в диапазоне от «тумбочки с деньгами» до «поработителя и угнетателя». При этом обыватель любит кивать на примеры успешных стран, забывая о том, что комфорт каждой из них — дело рук её граждан. Любые недостатки — это всегда продолжение достоинств и наоборот. Но принять эту простую аксиому означает взять на себя ответственность. В том числе за своё настоящее и будущее. А это рискует вывести обывателя из зоны комфорта. Поэтому он предпочитает упорно искать виновных где угодно, но лишь не в зеркале.

Порой создаётся ощущение, что столетия колониального статуса сформировали у украинского обывателя синдром выученной беспомощности. В 1967 году американский психолог Мартин Селигман описал его как состояние, в котором человек не пытается улучшить своё состояние и положение. Он пассивен, отказывается от действий, теряет чувство свободы и контроля, не верит в свои силы.

Вдобавок, многое упирается в готовность брать на себя ответственность. В психологии за это отвечает понятие «локус контроля». Люди с внешним локусом контроля списывают свои успехи и неудачи на внешние факторы и обстоятельства. И наоборот, люди с внутренним локусом контроля возлагают ответственность за обстоятельства своей жизни на себя. Этот критерий работает не только на индивидуальном уровне. Во многом разница между успешными странами и аутсайдерами состоит именно в том, к какой категории принадлежит большинство её граждан.

Любая ошибка ценна выводами. Если обыватель не признаёт своих ошибок, то и выводов делать из них не станет. В итоге Украина сегодня движется вперед по принципу «квадратного колеса» — когда любой прогресс возможен лишь благодаря сверхусилиям горстки людей, переворачивающих страну с одной грани на другую.

Ад — это другие

Украина привыкла гордиться сменяемостью власти. Но при этом смена первых лиц в нашей стране отличается от того, как это происходит в развитых странах.

В устойчивых демократиях существует солидарная легитимность. Именно она объединяет действующую власть с предшественниками и наследниками. У них могут быть разные программы, но главный посыл остаётся универсальным: мы правим, потому что наши права на власть не меньше, чем у предшественника. А в украинской реальности работает иной посыл: мы правим, потому что прав на власть у нас больше, чем у предшественника.

Всё это приводит к тому, что каждая смена власти в стране проходит по кризисному сценарию. Любая новая власть отрицает легитимность предыдущей. А каждый новый президент отрицает предшественника и созданный им вариант государственности. Справедливости ради нужно сказать, что это не только наша родовая болезнь — в такой же ловушке регулярно оказываются страны Латинской Америки. Впрочем, это не отменяет токсичности подхода. Наоборот, подтверждает.

В результате любая украинская оппозиция всякий раз предлагает переучредить страну. Более того, в качестве реальной оппозиции избиратель воспринимает лишь тех, кто предлагает «старый мир разрушить до основанья». Все, кто не хочет снести выстроенное здание, воспринимаются как оппозиция понарошку.

До недавнего времени эти качели объяснялись ещё и цивилизационными метаниями Украины. Носители пророссийской визии будущего не могли согласиться со своими проевропейскими предшественниками и наоборот. Но сегодня даже те силы, что солидарны между собой в вопросе цивилизационного европейского выбора, всё равно используют революционную повестку. И если вам кажется, что это проблема политиков, то вы ошибаетесь. Потому что они всего лишь реагируют на тот запрос, который сформировался у избирателя.

Вера в хэппи-энд

А вишенкой на торте служит то, что украинский обыватель — заложник своей краткосрочной памяти. По идее, весь исторический опыт ХХ века — это прекрасная иллюстрация того, чем оборачивается для него утрата государства. Но порой кажется, будто обыватель уверовал в том, что «независимая Украина» — это некая «постоянная», которая «никогда не закончится».

За последние двадцать восемь лет страна пережила десятки политических и экономических кризисов, два Майдана, российское вторжение и оккупацию ряда территорий. Но при этом институциональная Украина — в силу самых разных причин — сумела выстоять. Она не рухнула, не обнулилась и не потерпела поражение. Вероятно, у многих сложилось впечатление, что отныне так будет всегда.

Обыватель привык считать, что любая внутриполитическая схватка не приведёт к потере государственности. Что любой эксперимент обречён обойтись без катастрофических последствий. Украинские граждане убеждены, что любую электоральную ошибку можно либо пережить, либо прогнать с помощью уличных протестов. При этом принято посмеиваться над теми, кто вспоминает опыт столетней давности. Тот самый, когда внутриполитический хаос в результате привёл к краху самого государства.

Нам кажется, что в нашей борьбе мы рискуем лишь недостатками. Что достоинства быта — это константа, которая никуда не денется. Что вода из крана не перестанет течь, поезда не перестанут ходить, а товары из магазинов не исчезнут. Забывая о том, что всё это возможно лишь потому, что институциональная Украина продолжает существовать.

Мы готовы идти на любые электоральные эксперименты. Отдаём штурвал в чужие руки по зову сердца, а не рацио. Готовы голосовать за людей без опыта и биографии. Верим в обёртку и отмахиваемся от разговоров о рисках. И посмеиваемся над теми, кто говорит о потенциальной опасности такого подхода. В этом смысле мы похожи на людей, которые разбирают боевые снаряды на металлолом. «Тридцать лет так делаем, и ничего».

Проблема лишь в том, что Вселенной нет дела до нашего оптимизма.