Тирания толерантности и её последствия

В 2012 году однополая пара подала в суд на пекарню в Колорадо иск о дискриминации после того, как владелец, верующий христианин, отказался печь для неё свадебный торт. Владелец считал однополые браки святотатством и апеллировал в Верховном Суде к своим правам на свободу воли и свободу убеждений. В 2016 году несколько вооружённых мужчин окружили на пляже в Ницце женщину и заставили снять некоторые детали одежды. Женщина носила купальник наподобие буркини, закрывающий всё тело. Купальники такого типа запрещены на многих пляжах Франции во имя принципа laïcité, или секуляризма.

Эти примеры показывают большую разницу во взглядах на то, что же значит жить в открытом обществе. И в самом центре вопрос, как сбалансировать права разных людей. Как можно быть уверенным, что свободы одной группы не задевают свобод остальных? Помогают ли квоты и поддержка меньшинств сбалансировать несправедливую систему, или это лишь плодит новые формы дискриминации? Разрешая трансгендерам использовать туалет согласно их самоидентификации, не нарушаем ли мы права остальных? Не дало ли движение #MeToo слишком много веса голосам жертв без формального расследования вины обвиняемых? Простого и однозначного ответа на эти вопросы нет и быть не может.

Спорящие поделены на два лагеря. С одной стороны те, кто верит, что неравенство было намеренно встроено в систему определённой группой. Сексуальные домогательства происходили давно, но до #MeToo до обвинений доходило редко, потому что обидчики обладали властью и могли легко заглушить голоса жертв.

Однополые браки сенсационны только потому, что институт брака столетиями определялся гетеросексуалами. В академическом сообществе на Западе мало цветных, в том числе и потому, что для входа, как правило, нужен социальный капитал, которого больше у белых. Сторонники этой точки зрения заявляют, что защиты законом недостаточно, когда речь идёт о дискриминации, глубоко укоренившейся в культуре.

По другую сторону баррикад находятся люди, верящие, что политика, основанная на идентичности (то есть на принадлежности к определённой расе, полу или религии, а не на разделяемой идеологии), и политкорректность взбесились и вышли из-под контроля. Они настаивают, что становятся жертвами дискриминации вследствие обратного расизма/сексизма или токенизма (например, в виде квот). Квоты заставляют университеты и компании смотреть на идентификацию, а не квалификацию соискателей. #MeToo, по их мнению, переросло в охоту на ведьм, когда громкие обвинения звучат публично, но обвиняемым не дают ни единого шанса защитить своё имя. Оруэловская «полиция мыслей» подвергает цензуре политические и социальные мнения, язык и даже карнавальные костюмы. Любое мнение, отличное от ортодоксально-либерального, будет принято в штыки, а его носитель будет немедленно заклеймён как расист, гомофоб, трансофоб, а то и фашист. Таким образом, меньшинства навязывают свои идеи и ценности всем остальным.

США, проголосовали за Дональда Трампа. Британия проголосовала за выход из ЕС. Эти события часто рассматриваются как следствия ведущейся в этих странах «культурной войны». Действительно, нативистская и антииммигрантская риторика, составляющие суть обеих кампаний, являются инструментами политики идентичности, а не политики идеологии.

.@Theresa_May, don’t focus on me, focus on the destructive Radical Islamic Terrorism that is taking place within the United Kingdom. We are doing just fine!

— Donald J. Trump (@realDonaldTrump) November 30, 2017

Ответ Дональда Трампа Терезе Мэй на её критические замечания после опубликованных в Twitter американского президента видео ультраправого толка

Усиление толерантности к меньшинствам стало встречать подобный отпор по всему миру. После легализации однополых браков в Британии и Америке количество «hate crimes» против LGBT только возросло. В Индии правящая партия BJP проводит сильную и последовательную проиндуистскую политику, часто в ущерб мусульманскому меньшинству. Президентская деятельность Трампа во многом основана на отмене законов эры Обамы, направленных на определённые группы: равная зарплата для женщин, разрешение служить в армии трансгендерам, защита законом детей нелегальных иммигрантов и расширение доступа к контрацепции.

Попытки заставить общество быть более открытым часто были спорными, а иногда очевидно контрпродуктивными. Швеция приняла так называемую «феминистическую внешнюю политику» в 2014 году, поставив свою дипломатию на службу достижению равенства полов и соблюдению прав человека. Вскоре страна оказалась втянута в дипломатический скандал с Саудовской Аравией, когда министр иностранных дел раскритиковала нарушения прав человека и положение женщин в районе Персидского залива. В Коста-Рике непроходной кандидат с консервативно-евангелистскими убеждениями внезапно выиграл первый раунд президентских выборов, после того как суд по правам человека постановил разрешить однополые браки. До постановления победу прочили умеренному кандидату.

Эти разногласия не только стали важным полем боя между консерваторами и либералами, но и вызвали серьёзные расколы внутри самого либерализма. The Economist всегда выступал в поддержку открытых обществ и продолжает это делать. Однако мы верим, что в час, когда открытость и толерантность во всём мире ставятся под угрозу, необходимо поставить под вопрос излишнее усердие некоторых социальных движений. Принуждение к либеральным ценностям может привести к опасно антилиберальным последствиям. Глухота к голосам мужчин в ходе #MeToo может привести к кривосудию и отчуждению тех самых людей, на которых кампания должна была повлиять. А непропорциональный фокус на идентичности и группах может повлечь такие проблемы, как нарушение личной свободы.

Разрешение всех этих опасений с целью создания толерантного общества — вот неотложная проблема нашего времени. Наша секция Open Societies будет широко рассматривать вопросы гражданских прав и diversity, а также затрагивать неудобные вопросы, без ответов на которые невозможно создать общество, которое будет работать для каждого.

Перевод: Роман Лымарев.