Владыка по совместительству

Алекс Хавр

Abstract

О проповедях среди народных масс, гордых князей языческих, птиц и налогоплательщиков.

Царство Моё не от мира сего.

Иоанна 18:36

Вступление

Бывает так, хочешь написать статью, но понимаешь, что сначала надо делать небольшое разъясняющее вступление. Потом вступление разрастается, и для первоначальной идеи места не остаётся. Ну, фиг с ним, будет отдельная статья со ссылкой. J

Итак…

30 января 1649 года Карлу І, королю Англии отрубили голову (что характерно, британские учебники до сих пор укоряют в том же проступке французов). В зависимости от предпочтений рассказчика декапитация приписывается восставшему народу, Парламенту, пуританам и жидомасонам неукротимому в своих амбициях Оливеру Кромвелю (которого, как мы помним, знаем только мы двое – читатель да автор). Ну, с народом просто. Народ, по меткому выражению Джораха Мормонта, молится о хорошем урожае и здоровье детей, а не о возвращении/удалении королей. Но вот как до жизни такой докатились остальные из списка? Начнём издалека. Очень. И когда я говорю «очень» – это значит очень…

На протяжении большей части своего существования в мире было в определённом смысле два христианства. И не западное и восточное, как вы, возможно, подумали, а, скорее, северное и южное. Давным-давно в далёкой Галактике на просторах Римской империи возникло первое из них, городская религия, которая боролась за умы людей со своими непосредственными конкурентами – хорошо развитыми языческими культами, предлагавшими людям не просто заступничество богов, но и всяческие развлечения: коллективные мистерии, площадные диспуты и спортивные состязания. Часть этих действ христианство в ходе борьбы под себя подмяло, часть изничтожило (насколько смогло), но сложившаяся в результате система поневоле напоминала своих врагов – по крайней мере, в том, что была ориентирована на толпу, на массы людей.

Апостол Павел проповедует коринфянам

Однако же за пределами Римской империи лежали земли, в которых не было понятия «город» – только «место сходки племён», «торжище». Народы этих земель очень скоро стали стучать в ворота цивилизации обухами боевых топоров, так что их христианизация стала задачей не просто угодной богу, но и рациональной – и один за другим стали отправляться в языческие племена миссионеры.

Так возникло то, второе христианство, к наследию которого принадлежит большинство обитателей на север как от Альп, так и от Чёрного моря. Потому что миссионеры, придя в дикое варварское племя, вовсе не проповедовали на главной площади – они шли к князю, ярлу, или кто там был самым главным, и пытались обратить в истинную веру его (или его жену – очень действенный метод, кстати).

Святой Патрик проповедует ирландцам. Смена целевой аудитории детектед

Миссионер интуитивно догадывался, что риторические приёмы, успешные в городах, тут не годились (а кто не догадывался, остался в памяти великомучеником или святым, тоже невинно убиенным), поэтому в ход шли не цитаты из Нового Завета или посланий Павла к различным грекам, а довольно-таки ветхозаветные по стилю доводы. Например, угрозы пророков гордым князьям языческим, или рассказы о великом Йезу Гристе, который пошёл войной на Ад, захватил замок Сатаны и сделал его своим вассалом (желающим почитать это в художественном изложении рекомендую «Возвращение короля» Николая Толстого).

Так или иначе, к XI веку, несмотря на всякие «языческие ренессансы» от викингов, вся Европа до Ирландии, Скандинавии и Северо-Восточной Руси была христианизована. Ну, как христианизована… Правители повесили на шею крестики, построили в столицах храмы и загнали народ в купели (со своими региональными особенностями, конечно же). Народ же в большинстве случаев реагировал в стиле, описанном одним подзабытым автором: «скажут креститься – крещусь, скажут обусурманиться – пойду и лоб побрею, но землю не отдам, потому что она наша». Церковные же иерархи новообращённых земель отослали в Рим отчёты, мол, и такая-то земля приведена к истинной вере. В Риме их вносили в «белый» список и забывали.

Вам бы не понравились методы, которыми викинги боролись с христианизацией

Как результат, христианство в Западной Европе очень долго жило отдельно от народа. Монахи молились за закрытыми воротами, священники читали что-то на непонятной латыни, профессора спорили в университетах о терминах, смысл которых понимало несколько десятков человек во всём мире. А люди молча слушали (у кого была возможность) и шли себе дальше в леса, полные теней, или пускать венки по воде.

Церковные иерархии на местах, вдалеке от Рима, постепенно становились наследственными: епископам наследовали их сыновья. Да, вы не ослышались. В те времена целибат не был обязательным (если кто помнит романтическую историю Абеляра, то за «совращение» девушки ему – духовному лицу – мстил её дядя, а церковное начальство ограничилось строгим выговором без занесения), и местные духовные владыки не собирались ограничивать себя. Кстати, именно с фактами «плотской жизни» епископов и начали бороться в первую очередь, притягивая за уши весьма любопытные умозрительные доводы. Например, утверждалось, что в грешном мире всю грязь должны тянуть воины и крестьяне, а духовенство обязано блюсти чистоту и – внимание! – не проливать две «грязные» жидкости. Одна из них кровь, а вторая – догадайтесь сами.

Приём помог не сильно. Священники перестали вступать в брак, но вскоре епископам на местах регулярно стали наследовать их племянники. Или «приёмные» дети. А ещё почему-то епископы часто оказывались братьями местных герцогов. Ну, такова жизнь, и даже Святейший Престол ничего не мог с этим поделать.

А теперь немного забежим наперёд.

Было такое время – середина XIII века, когда всё уже было иначе. Если спросить, кто являлся владыкой Европы в тот момент, ответ был только один – Святейший Папа Римский. Ни один монарх не мог сравниться с ним в могуществе. Сам император Священной Римской империи был повержен: бегал босиком по снегу, прося о прощении, а после смерти даже династии его не осталось, формальная власть была передана слабым Габсбургам. Папа носил две короны – духовной и мирской власти. Католическая церковь обладала несравненными ресурсами, была вне конкуренции по организованности и интеллектуальной мощи. Ересь была повержена. Схизматики покорены силой верных рыцарей. Соборы диктовали правила жизни от и до.

Это папская тиара – двойная корона. Она символизирует

А через 50 лет королевский посол ударом латной рукавицы (в прямом смысле) сбросил Папу с престола и увёз в Авиньон, где папы пребывали ещё 70 лет под навязчивой опекой французской короны, а на кардиналов устраивали форменную охоту, запирая под замок и моря голодом (см. избрание Папы Иоанна XXII). И вся Европа смотрела на это, пожимая плечами, без какой-либо жалости: мол, не наше это дело.

Шарра Колонна отвешивает пощёчину Папе Бонифацию VIII

Что же произошло за эти 50 лет? Как была повержена власть Папы? Военной силой? Нет. Коварной интригой? Нет. Чем же? Рискну предположить – безразличием.

Рассмотрим подробнее истоки могущества Римского престола во времена Иннокентия III, создавшего эту великолепную машину власти.

К концу XII века католичество как вселенская (по тем меркам) религия находилось на грани смерти. Ересь подступала со всех сторон, укрепившись не только в среде простолюдинов, но и в сердцах могущественных князей. Структура Церкви была слишком рыхлой, не успевала адекватно отреагировать на интеллектуальные нападки еретиков. Слова церковных иерархов были непонятны людям – слишком заумно и туманно, а часто и не очень приятно. О чём говорили священники? О сложном переплетении концептов и символов, которые являет Господь. А еретики – о том, что дух – это хорошо, а плоть – плохо. О том, что отказавшийся от плоти – спасёт душу. Ясно, что вторых понять было куда проще.

И Церковь ответила на вызов. Появились ордена проповедников – доминиканцев и францисканцев (что характерно, по инициативе «снизу»), которые «пошли в народ» и простыми, доступными словами начали объяснять доктрины Церкви. Была введена строгая иерархия церковных чинов – от священнического прихода через епископов и кардиналов до Папы. Была введена ответственность за округа, перепись жителей по парафиям, обязательность исповеди, упорядочены финансовые отчисления. Вместо самоуправства епископского и светского судов ввели Инквизицию – расследование, которое опиралось на единые правила. А в решающий момент оружие рыцарей освятили на крестовый поход против еретиков и схизматиков – Ланегдок и Константинополь. Тем, кому многие столетия подряд читали нотации о зле войны и грозили наказаниями за плотские радости, законодательно позволили заниматься любимым делом – воевать. Иннокентий III – Папа-аскет, будучи плоть от плоти феодального мира, представлял себе мир как большую феодальную лестницу, на вершине которой – и как духовный, и как светский владыка – находится Папа, ниже – короли, а уж под ними все остальные. И все смирились перед его силой. К началу XIII века соперников у Церкви (кроме императора) не осталось. Были лишь верные короли и князья, надёжная иерархия священников, идеологическая служба монахов и суд Священной Инквизиции. Враг был повержен. Святой Иоахим Флорийский проповедовал, что в 1260-м году наступит эпоха Святого Духа, когда Церковь станет ненужной, поскольку каждый станет священником. «Жить как святой Франциск» стало модно в народе.

Святой Франциск Ассизский проповедует птицам

Но время шло, а эпоха Святого Духа что-то не наставала. В 1261-м (хорошее совпадение, да?) схизматики-греки отвоевали Константинополь. Крестоносцев изгнали из Святой Земли, а последние крестовые походы закончились неудачами и пленением короля Франции. Неверные стали побеждать на всех фронтах. Да и вообще, непонятно было, зачем с ними воевать, если куда выгодней торговать, а при случае можно обратить соперника словом вместо меча. Плюс непонятные татары, которые не были мусульманами (а по слухам склонялись к христианству), пришли неясно откуда и надрали рыцарям задницы. Церковь стала курощать францисканцев за «излишнюю нищету». А кардиналы вместо демонстрации безгрешной жизни занимались банальными интригами за светскую власть, использовали деньги Церкви в своих исключительно частных интересах. Ещё и Папы со своими непонятными поползновениями указывать королям и князьям, что им делать, а что не делать. Сначала это начало вызывать раздражение, потом смех. Потом безразличие к величию Святого Престола. А потом пришёл Карл Валуа...

Были и другие побочные эффекты. В XIII веке католическая церковь стала народной. Но это вовсе не значит, что «общественность» приобщили к богатству теологической мысли. Скорее, наоборот, Церковь открыла ворота для народных верований, позволила молиться на идолы, узаконила заклятия и суеверия – только дала людям свои, христианские символы и образы вместо языческих. По-научному это называется «церковь вульгаризовалась».

Вот так и получилось, что Инквизиция, которая в XII веке боролась против самосуда неграмотного народа, рвущегося побить камнями очередную «ведьму» (ведь, согласно постановлениям церковных соборов, ведовства не существовало – это были тёмные суеверия, иллюзии, которыми Сатана сбивал с толку праведных христиан. Жгли за еретические мысли, но не за колдовство), в XV веке сама принялась этих ведьм искать. А как же иначе? Ведь эти люди выросли в среде, где святой Христофор защищал от смерти, а «Отче наш» отгонял демонов – следовательно, демоны существовали и колдовство тоже. Значит, Святая Церковь должна от них избавляться.
Ну и, естественно, у чётко организованной и образованной Инквизиции охотиться на ведьм получилось куда лучше, чем у невежественных вилланов.

В борьбе за власть со светскими князьями Церковь использовала очень важное преимущество – на тот момент практически все грамотные люди за пределами Италии (а в Италии всё и происходило совершенно иначе) были людьми духовными: священниками либо монахами (с одним важным исключением, о котором позже). Выстраивая иерархию от Папы через епископов до приходских священников, Рим опирался на тот простой факт, что конкуренцию им создать было попросту некем. И получилось, что церковная вертикаль стала монопольным владельцем информации о подвластных землях, а заодно и структуры по её переработке. И эта вертикаль очень скоро стала использоваться по назначению, понятному любому бюрократу, – для сбора налогов. Облагаемая налогом собственность (людишки) стала измеряться в приходах, а контроль над церковной иерархией, кроме всего прочего, давал доступ, выражаясь современным языком, и к финансовым потокам.

Скрипторий монастыря. В таких местах ковалась интеллектуальная мощь католической церкви

Стоит ли удивляться, что светские владыки очень скоро загорелись желанием эту систему прибрать к своим рукам (это мы даже молчим о землях, непосредственно принадлежащих церкви и монастырям). Делали это по-разному. Например, испанские короли (кастильцы, арагонцы, леонцы и пр.) стали играть в «самых верных слуг Церкви», периодически намекая, что они тут с маврами денно и нощно рубятся, так не подкинет ли им Святой Престол приход-другой в распоряжение. Немецкие императоры попёрли рогом на Папу (и в конечном итоге проиграли). А французские короли, наоборот, выступили «защитниками истинной веры» от немцев и за это добыли кучу вкусных преференций по назначению прелатов в своих землях. Кстати, Капетинги были не просто королями – они одновременно (причём с самого начала) были и владыками духовными: аббатами нескольких монастырей, включая знаменитый Сен-Дени, посему обладали не только светской, но и духовной властью и всегда имели особую позицию.

А пока машину не получалось угнать в свой гараж, приходилось строить собственный велосипед. Кроме лиц духовных, грамотой владели купцы, но якшаться с этим народом монархам было не с руки. Поэтому взяли пример с вечно бунтующих североитальянских городов (где, как мы помним, всё было иначе) и начали вербовать грамотеев из среды горожан. А если точнее, из университетов (напомню, в те времена университеты были всего лишь добровольными объединениями преподавателей, ведущими полукочевой образ жизни). Первыми на эту жилу напали французские короли, уже в XIII веке породив прослойку «легистов» (учёных чиновников) и придав Сорбонне славу места, где знанием можно выбиться в важные люди. Практически одновременно в ту же реку вступили и англичане (впрочем, в те времена границу между Францией и Англией провести было весьма сложно), а потом подтянулись и остальные монархи.

Так или иначе, со времён «авиньонского пленения» пап вся эта прекрасная вертикаль, постоянно разбалтываемая и расшатываемая, постепенно приходила в упадок. Однако налоги примерно собирались в тех же приходах, что давало ей смысл существования. Но решительного слова на тему «это моё» никто сказать не решался.

Помогли интеллектуалы. Знаменитые реформы Лютера, помимо богослужения на родном языке, отмены индульгенций и прочей духовной составляющей, включали и переход права назначать церковных иерархов к местным светским владыкам. О! Как ухватились за это князья! Половина герцогов и графов Германии мгновенно почувствовали такую сильную неприязнь к римской церкви – прям кушать не могли. А в Англии широко известный бабник Генрих VIII решил совместить приятное с полезным: не получив от Папы разрешения на развод с очередной надоевшей женой, сказал: «тогда я себе тут устрою собственную церковь – с… собой во главе». Так возникло англиканство. В плане обрядов оно просто немного подчистило католицизм от мишуры (культа святых, показной роскоши и пр.), но главное – теперь весь церковный аппарат страны стал зависеть от воли монарха. У Рима на тот момент хватало своих проблем: Италию всё ещё лихорадит после французского завоевания, протестантская половина Германии воюет с католической, турки один за другим захватывают острова в Средиземном море, Кальвин из-за Альп ругается, да и Борджиа тут всякие под боком… В общем, пришлось стерпеть и всего лишь отлучить от церкви – без крестовых походов и прочего карнавала.

Это не Маргари Тирелл, а Анна Болейн, истинная причина отхода Англии от католичества

Так бы и жили себе английские монархи самовластно сразу в двух ипостасях. Но, как известно, есть революции начало – нет у революции конца. Читать на тот момент умели уже многие, говорить любят все, а некоторые даже начинали делать выводы и экстраполяции. И закономерно пришли к выводу, что глава у церкви – лишний. Если прихожанин может напрямую общаться с Богом, то почему священника назначает король? Разве сами прихожане не справятся? Если Господь равно одаряет своей милостью каждого верующего, то чем мы хуже короля?

Так появилось движение под общим названием «диссиденты» (противоборствующие), «диссентеры» или же «индепенденты». В последнем названии, собственно, и скрывается смысл – это были люди, выступавшие за право самостоятельно выбирать себе главу общины. Той самой общины, напоминаю, в рамках которой проходило всё: переписи, налогообложение, воинские наборы, простая хозяйственная деятельность вроде содержания дорог и чистоты поселений. Иными словами, свобода духовная очень тесно переплелась со свободой управления. Успешные примеры были рядом – революционная Голландия, пресвитерианская Шотландия, гугеноты во Франции, общинные церкви Норвегии и Швеции. (Некоторые, сомневающиеся в способности построить такое же счастье на родине, отправились в колонии – здравствуй, «Мейфлауер», здравствуй, Массачусетс, здравствуй, Бостон, будущая колыбель демократии). Некоторых из них, наиболее радикальных, называли пуританами – «чистыми» (или «чистюлями», в зависимости от контекста).

Англиканские короли долго балансировали меж двух крайностей, пугая «благоразумных граждан», с одной стороны, тем, что Папа Римский придёт – порядок наведёт инквизицию приведёт, а с другой – что пуритане всех постригут «под горшок», наденут одинаковые серые робы и запретят радоваться жизни. Такая игра, однако, требует недюжинной выдержки и чувства меры. Пока монархи и их советники могли этим похвастаться, Англия держалась. Но потом пришёл Карл I… и восстановил против себя всех: диссентеров, купцов, дворян, военных, шотландцев. И оказалось, что проще от такого короля избавиться.

А потом ему отрубили голову.

Acknowledgments

Благодарность выносится Жоржу Дюби, прекрасному историку и рассказчику.

Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.