Великое европейское ограбление по-немецки

Примечание редакции. Нежелание Германии увеличивать военные расходы превращается в уязвимость ЕС. Похоже, Союзу требуется пересмотр политики безопасности — пишут в своей колонке для Project Syndicate профессор истории Колумбийского университета Адам Туз и экс-советник министра экономики Франции Шахин Вальи.

Немецкий подход к вопросу интеграции в еврозоне определяют две мантры: уровни ответственности и контроля должны совпадать (поэтому никакого обобществления рисков без общей юрисдикции); накопившиеся риски следует устранить до начала любого обобществления рисков между странами еврозоны. С 2010 года именно этими двумя песнями определяется ход дискуссий о том, как надо поддержать евро, и именно они несут основную ответственность за слабый прогресс на пути к созданию европейского банковского союза. Германия, как говорят её лидеры, готова создавать единое будущее, но только в том случае, если Европа начнёт всё с чистого листа.

На первый взгляд такое условие выглядит достаточно разумным. Но для понимания его реальных последствий попробуйте применить ту же самую логику к другой государственной сфере — безопасность и оборона.

Что если Франция воспользуется немецким подходом к вопросу интеграции в еврозоне и применит его к вопросу обобществления военных обязательств? Что если Франция начнёт настаивать, что неоспоримым предварительным условием дальнейшего сотрудничества в сфере безопасности должно стать не просто немедленное увеличение Германией военного бюджета, но и компенсация накопившегося за несколько десятилетий отставания в уровне оборонных расходов?

Германия не всегда была иждивенцем, живущим за счёт военных расходов других народов. Западная Германия была надёжным участником натовской системы распределения финансовой нагрузки в период Холодной войны, а Бундесвер в 1980-х годах был мощной силой. Хорошо это или плохо, но эта политика соответствовала традиции немецких армий со времён Германской империи. Обязательная военная служба была нормой. Оборонные расходы составляли 3% ВВП.

Затем — в 1989 году — рухнула Берлинская стена. И Германия начала рьяно пожинать дивиденды наступившего мира. Обязательства сократить немецкие вооружённые силы и отказаться от оружия массового поражения были записаны в соглашениях, позволивших объединить Германию. Но демилитаризация была также следствием социальных перемен. Что-то изменилось в политической культуре Федеративной республики.

Всё больше юношей стали предпочитать альтернативную службу военной. В 2011 году всеобщий призыв был приостановлен. С практической точки зрения, это решение, наверное, следовало принять раньше. Сегодня наилучшими военными являются профессионалы, а не призывники. Однако в Германии так и не сложился позитивный имидж новой роли Бундесвера после исчезновения модели периода Холодной войны. Вместе с расходами на армию стали резко падать её моральный дух и боевые возможности.

Германия обещает начать тратить 2% своего ВВП на оборону на каждой встрече стран НАТО. И ни разу не выполнила этого обещания. Объём расходов скатился почти до 1% ВВП, при этом основная часть этих средств идёт на выплаты зарплат и пенсий. Согласно свежим данным НАТО, немецкие расходы на военную технику, а также исследования и разработки в 2017 году составили всего лишь 0,17% ВВП, в то время как во Франции эта цифра равна 0,42%, а в Британии — 0,47%.

Постоянный дефицит военных инвестиций в Германии создал пугающий разрыв между масштабами её оборонного потенциала и потенциала остальных стран Европы. Лишь незначительная часть немецкого оружия и военного транспорта находятся в рабочем состоянии. На восточной границе Европы только девять из 44 танков, обещанных для подразделения Бундесвера, которое в следующем году должно будет укрепить силы быстрого реагирования НАТО в Прибалтике общей численностью 5000 человек, готовы к применению. У этого подразделения не хватает и другого базового оборудования для выполнения своей миссии, например, палаток, зимней одежды, приборов ночного видения и бронежилетов.

С точки зрения немецких левых, которые выступают против применения жёсткой силы, нет никакого повода для сожалений по поводу подобного дефицита ресурсов. Однако ослабление Бундесвера лишает Германию возможности демонстрировать и свою мягкую силу. В 2014 году гуманитарная команда Германии, которая должна была оказать помощь Либерии, поражённой эпидемией Эболы, застряла на Канарских островах. Крупные транспортные корабли немецкого ВМФ, которые наиболее полезны для проведения операций по спасению беженцев в Средиземноморье, будут выведены из строя на 18 месяцев из-за отсутствия запчастей.

Пушки Бундесвера не работают, его фрегаты сохнут в доках, а его логистические возможности равны нулю. Какие ещё обязательства могут взять на себя французские налогоплательщики? Год за годом соглашаясь на обобществление оборонных расходов, стимулирует ли Франция каким-либо образом Германию заняться реформами в этой сфере?

Если бы французы применили простое правило учёта осуществлённых расходов, они бы выяснили, что с 1990 года Франция кумулятивно потратила на оборону на 30% ВВП больше, чем Германия. И если немцев больше всего интересует французский потенциал ядерного сдерживания, то здесь общая сумма издержек за данный период достигла примерно 4,5-5% ВВП Франции.

Итак, накопившиеся проблемы являются значительными. Более того, из-за укоренившихся в Германии постмилитаристских привычек следует ожидать их дальнейшего накопления. Что делать президенту Франции Эммануэлю Макрону с представленным в начале мая немецким бюджетом, в котором оборонные расходы повышены незначительно — этого недостаточно для достижения целей, поставленных НАТО, не говоря уже о том, чтобы закрыть дефицит прошлых лет?

Новое правительство большой коалиции немецкого канцлера Ангелы Меркель может не выглядеть надёжным партнёром в вопросах безопасности, но означает ли это, что Франция должна дожидаться, когда Германия компенсирует накопившийся оборонный долг, прежде чем обсуждать инвестиции в оборону и обобществление рисков безопасности в Европе?

Европе срочно надо разрабатывать стратегию безопасности для XXI века, причём не только потому, что на Америку Дональда Трампа нельзя полагаться, но и потому что этого требуют чрезвычайные гуманитарные ситуации. Надо создавать общую культуру и строить демократическую систему управления для принятия решений о применении вооружённых сил Европы. Для этого потребуется глубокая культурная и политическая коррекция со стороны всех участников. Необходимо обсудить не только немецкую привычку к иждивенчеству, но и французскую склонность к воинственным постколониальным набегам.

Эти вопросы находятся в центре работы над созданием европейского суверенитета, опирающегося на демократические институты и процедуры принятия решений, которые позволяют применять общую силу. Но Европа не может начинать с некоего воображаемого чистого листа («tabula rasa»). Она должна начать именно с того места, на которое её вывела история. В обмен на сотрудничество в сфере политики безопасности Франция должна требовать, чтобы Германия признала аналогичные реалии в сфере экономической политики.

И в этой сфере прошлое тоже следует принять как данность. Стартовые позиции неравны, а структура стимулирования несовершенна. Тем не менее, Европа должна договориться двигаться вместе вперёд. В противном случае она рискует быть разорванной на части.