С возвращением!

Нам дали безвиз с Евросоюзом. Вступает в силу летом. Просто и со вкусом. Вопреки всем крикам о «я точно знаю, никогда не дадут», против всех «не особо нам и надо», наперекор вранью о том, что-де всё равно придётся на границу кучу справок тащить. Вот дали — и всё. Можно ездить.

Это победа. И я нас всех с ней поздравляю.

Хочу обратить особенное внимание на два момента.

Мы никуда не идём

Мы возвращаемся. Восстанавливаемся в своих законных правах. Ликвидируем временное юридическое недоразумение, согласно которому нам требовалось дополнительное согласование для въезда в Европу.

Нет смысла говорить о том, сколько народу ездит, а сколько не ездит, нет смысла разглагольствовать, что не так и сложно было получить визу. Дело же не в ней. Дело в том, что никто не должен проверять у вас документы при переходе улицы просто потому, что вы живёте не в самом благополучном районе своего города. Даже если вам несложно взять и предъявить — сам факт того, что к вам относятся хуже, чем к жителю соседнего района, как-то обижал и намекал на практику гетто. К счастью — прекратившуюся.

Визовый режим изначально был странным и нелепым просто вследствие того, что мы — часть Европы. Мы бедные, искалеченные лучшим в мире советским образованием, ездим на нерастаможенных машинах и плюем под ноги, у нас хреново с институциями и нам непривычно с государственностью. Мы далеки от идеала европейской цивилизации и много ближе к противоположному её концу. Но с тех пор как в первых наших городах появилось Магдебургское право, а первый козак вспорол живот шляхтичу со словами «маю право та вольність, і не тобі на них зазіхати», мы, хорошо это или плохо, живём в этой парадигме. В парадигме, где у тебя есть право на слово «нет». А не нанизаны на воспетую Пушкиным и столь любимую соседями вертикаль «столб-корона», где твоё единственное право — сношать подчинённого после того, как ублажил вышестоящего. Если ты потерял свою шхуну, Джек, то ты плохой капитан, но ты капитан.

Шхуну мы вернули, с Дэви Джонсом вопрос решаем. Возвращаемся к родным берегам.

Это наш шанс на мягкую силу

Там, ниже на ПиМ, статья Джозефа Ная о мягкой силе. О влиянии одних стран на другие, которое не ограничивается военным давлением, экономическим влиянием или взломами ящиков штабов кандидатов в президенты. Которое заключается ещё и в войне за сердца и умы, в войне нарративов и стереотипов. И там Най упоминает: сильно недооценена такая штука, как программы студенческого и ученического обмена.

Это логично. Они наводят мосты лучше, чем многие другие инициативы. Стоит у нас что-то кривое сказать про Кубу — кто-то обязательно напомнит, что там лечили детей Чернобыля.

Тут мне, конечно, напомнят, что на Западе учились Пол Пот, Ким Чен Ын и дочки Путина. Всё так. Но тут дело в их сознательном предпочтении жизни в средневековье (разумеется, в роли феодалов). Своим соотечественникам они предусмотрительно не дали такого выбора.

Я знаю, что в отмену виз не входит разрешение на учебу. Но любое увеличение мобильности между Украиной и Евросоюзом даёт нам, выражаясь языком компьютерных игр, значительный бонус к росту мягкой силы. Нас привыкают считать своими. Каждый месяц наводятся новые мостики, новые связи, новые понимания. Каждый месяц образ украинца в головах европейцев и образ Европы в глазах украинцев будет становиться чуть более очерченным.

Вам кажется, всё это фигня?

1820-е годы. Греция сражается за независимость от Османской империи, а учитывая ставки в той войне — за выживание самого народа. На сторону Греции толпами едут ихтамести — европейские добровольцы, впоследствии названные филэллинами. Просто потому, что это же Греция — колыбель континента и цивилизации. Приезжает, сражается и гибнет лорд Байрон. В конечном итоге великие державы на минутку забывают разногласия и дружно бьют больного человека Европы — в смысле, не особо уже Блистательную Порту — головой об ядра линкоров, с требованием оставить эллинов в покое и отползти, для начала, от Аттики и Пелопоннеса. Впервые за три с половиной сотни лет на карте появляется греческое государство.

Двадцатый век. Образовывается государство Израиль. Уникальный пример, когда объединённые нации создают национальную державу на территории, где народ не проживал тысячелетиями. Просто потому, что это же Израиль, все читали Библию. Именно поэтому спор за право управления Восточным Иерусалимом многим кажется таким чудовищным: мы же с детства помним, что это израильская столица. «Этот город основан евреями, они его населяют три тысячи лет!» — заявил автору этих строк один встречный на ФБ. Уточнение, что Иерусалим построен до иудейского владычества, а арабское большинство чисто хронологически жило в нём дольше, чем еврейское, явно разорвало ему шаблон. Израилю очень повезло: познания европейцев в истории этих земель часто ограничиваются библейским периодом. О том, что через несколько поколений после него евреям запретили даже приближаться к Иерусалиму чаще, чем раз в году, а селиться в нём на постоянной основе вновь разрешили только арабские халифы, они просто не в курсе.

Третий пример. В головах многих европейских интеллектуалов Россия до сих пор представляет собой Россию Толстого и Достоевского, Анны Карениной и братьев Карамазовых. Им просто сложно поверить, что Россия может вести себя, как последняя дичь. Что всё, что делает Кремль в международной политике — это не очередная экзистенциальная рефлексия мятущейся славянской души, а просто следствие того, что там мудаки сидят. Даже СССР и нынешний нео-СССР не смогли перешибить этот обух, хотя старались.

Такова мягкая сила. Поэтому она важна. Безусловно, это не ключ от всех дверей и не палочка-выручалочка. Но часто она может спасти или погубить.

Разумеется, нам нужно уметь ею пользоваться. Разумеется, мы пока не умеем эффективно пользоваться практически ничем. Это придёт с годами. Если доживём.

Сейчас мы, к слову, увеличили и эту вероятность.