Закон о том, что будет, как и было

– Слушайте, ну что вы с этим законом о деоккупации носитесь, как идеалисты с писаной торбой? — вопрошал один из авторов этого текста многих своих взбудораженных знакомых. — Что он, по вашему мнению, даст? +10 к крепости брони и +20 км/ч к скорости танков?

Долго вопрошал, пару лет кряду. И, наконец, закон (официальное название — «Об особенностях государственной политики по обеспечению государственного суверенитета Украины над временно оккупированными территориями в Донецкой и Луганской областях») приняли. И уже критикуют с разных сторон?

Что на самом деле изменил закон?

Что в этом законе есть:

– определение России как агрессора и оккупанта (вопреки популярному убеждению, не первое — первое постановление ВР с такой характеристикой РФ было принято 27 января 2015 года);

– определение того, что ранее называли АТО, как «мероприятий по обеспечению национальной безопасности и обороны, отпора и сдерживания вооружённой агрессии Российской Федерации»;

– создание Объединённого оперативного штаба ВСУ во главе с командующим объединёнными силами (назначается президентом) и подчинение ему всех силовиков, задействованных в АТО;

– границы зоны оккупации устанавливает президент, но порядок пересечения линии разграничения определяется Кабинетом Министров Украины. Вместе с тем вышеуказанному командующему и его штабу даётся исключительное право оный порядок, скажем так, игнорировать, и, вообще, они получают полномочия действовать во фронтовой и прифронтовой зонах по правилам военного времени;

– отмена судебного сбора для тех, кто собирается судиться с оккупантами (в поправках),

Чего в этом законе нет:

– Крыма (на него есть ряд косвенных ссылок, но сама ситуация в нем — предмет отдельных законодательных инициатив);

– точной даты начала оккупации;

– ссылок на Минские соглашения (редакция просит прощения - в первоначальной версии материала мы указывали наличие ссылок на "безпекову" их часть, однако в финальной версии законопроекта даже эта часть была убрана)

А теперь простой вопрос: чего из вышеперечисленного и важного у нас нет де-факто последние годы?

Объединённого штаба. Это да. Его функции формально выполняет антитеррористический центр под управлением СБУ, реально — Генштаб. Создание штаба должно помочь привести в порядок организацию сил и средств. Как минимум — разгрузить документооборот, что уже хорошо. А, ну и отмена судебного сбора — вопрос не стратегической важности, но приятно.

Всё остальное — лишь фиксация того, что уже фактически существует. И не первый год. И даже то, что вызывает у некоторых парламентариев кислые мины («Как это так, порядок пересечения линии лицами и товарами определяет Кабмин, а военные могут игнорировать?»), на самом деле лишь фиксация фактической ситуации. Потому что, положа руку на сердце — а кто и как им, блин, помешает, если сильно захотят? Грозный взгляд депутата Сыроид?

Но тут ещё надо понимать державницьку логіку. Облучение парламентской люстрой часто вызывает у народных избранников странное ощущение — они начинают путать законы и их практическое исполнение. Простим им это.

Что в этом законе вызывает споры

Проще говоря, у кого и почему бомбит.

В первую очередь бомбит у наших запоребриковых друзей и связанных с ними, извините, лиц.

Александр Захарченко: «Этот закон позволит развязать руки украинской военщине. И всё, что они раньше не могли делать, теперь смогут делать на "законных основаниях"… Украина собралась воевать и создаёт для этого юридическую платформу».

Надежда Савченко: «Закон является юридически безграмотным... Новый закон снимает всю ответственность с Президента Украины Порошенко и Секретаря Совета нацбезопасности и обороны Украины Турчинова за использование вооружённых сил в мирное время...».

Виктор Медведчук: «Закон по Донбассу ставит крест на попытках мирного урегулирования ситуации в регионе».

«Оппозиционный блок»: «Закон не отвечает национальным интересам государства».

Юрий Бойко: «Фракция "изучает возможности" для обжалования закона в Конституционном суде».

Как видим, среди этих людей также хватает идеалистов. Иначе бы их не расстраивал тот факт, что украинское государство теперь будет уничтожать террористов не просто так, в соответствии с законом «О борьбе с терроризмом», а юридически безупречно, по отдельному закону. И что теперь превращение разных людей-телефонов в нагар на стенах коммунального имущества сложнее будет признать недействительным в местном суде.

Как видите, хороший закон, надо брать.

Но есть критика и с другой стороны. В первую очередь — со стороны «Самопомощи». Мол, создавая объединённые штабы, президент выходит за пределы своих конституционных полномочий. Равно как и в установлении границ зон оккупации, и в определении, когда она завершится. Еврооптимисты устами Мустафы Найема тоже подхватили тему, но намного мягче и осторожнее. В общем-то, правильно осторожничают.

У «Самопомощи» это давняя тема — мол, президент берёт на себя слишком много в плане руководства силовиками. Возможно, дело тут в их неприятии президента вообще (имеют право), а возможно — в том, что в первой пятёрке «Самопомощи» есть лица, которым было бы выгоднее, чтобы силовиками руководили все и никто. Отсюда и инициативы вроде «парламентского контроля над армией».

Что говорит Конституция и здравый смысл?

Здравый смысл говорит, что «парламентский контроль над армией» в военное время возможен лишь в том случае, если парламент действует как единое целое и способен моментально собраться и принять решение в любое время суток. Насколько это относится к нашему парламенту — судите сами.

Конституция же говорит, что, несмотря на то, что у нас парламентско-президентская республика, у президента есть очень чётко очерченный круг полномочий, и вопросы национальной безопасности — именно его, а не парламентская, сфера.

Стаття 106. Президент України:

1) забезпечує державну незалежність, національну безпеку і правонаступництво держави;

10) вносить до Верховної Ради України подання про призначення Міністра оборони України, Міністра закордонних справ України;

14) вносить до Верховної Ради України подання про призначення на посаду та звільнення з посади Голови Служби безпеки України;

17) є Верховним Головнокомандувачем Збройних Сил України; призначає на посади та звільняє з посад вище командування Збройних Сил України, інших військових формувань; здійснює керівництво у сферах національної безпеки та оборони держави;

18) очолює Раду національної безпеки і оборони України;

19) вносить до Верховної Ради України подання про оголошення стану війни та у разі збройної агресії проти України приймає рішення про використання Збройних Сил України та інших утворених відповідно до законів України військових формувань;

20) приймає відповідно до закону рішення про загальну або часткову мобілізацію та введення воєнного стану в Україні або в окремих її місцевостях у разі загрози нападу, небезпеки державній незалежності України;

21) приймає у разі необхідності рішення про введення в Україні або в окремих її місцевостях надзвичайного стану, а також оголошує у разі необхідності окремі місцевості України зонами надзвичайної екологічної ситуації — з наступним затвердженням цих рішень Верховною Радою України.

Внешняя политика, оборона и нацбезопасность — в нашей стране конституционная прерогатива президента. Безусловно, он действует в рамках законодательства — и в рамках законодательства к нему можно предъявлять претензии. Но претензия в духе «объединённый штаб и его глава не прописаны в Конституции» — eto, как говорили в любимом сериале одного из авторов текста, kuram na smieh. Разумеется, не прописаны — это временный координационный орган, создаваемый под конкретную угрозу национальной безопасности. Поэтому он создаётся законом.

Нет, разумеется, мы не юристы, а в «Самопомощи» — юристы. Поэтому с нетерпением будем ждать их обращения в Конституционный суд. Надеемся, они подадут его вместе с «Оппоблоком» — ну, чтобы два раза не вставать.

Потому что претензии и у тех, и у других сводятся к тому, что у армии и её Верховного главкома теперь слишком сильно развязаны руки.

На два фронта

Интересно, что критики с обеих сторон нападают на закон за его отношение к Минским соглашениям. Только одни — за то, что эти «позорные» соглашения там вообще упомянуты как ориентир, а другие, напротив, утверждают, что этим законом Киев Минские договорённости взял да перечеркнул.

Правда — посредине. Минские соглашения были упомянуты в законе, но только в части их «безпекових положень», а не в политической части. То есть Киев, как и раньше, настаивал на выполнении в первую очередь той части, которая касается отвода войск и возврата контроля над границей. В конечном итоге даже эта ссылка была убрана.

Но сам феномен нападок «с двух сторон» слишком интересен. Потому что именно он — лакмус ситуации.

Итак, у нас есть два факта: Администрация Президента и коалиция приняли закон, который де-факто фиксирует и легализирует уже сложившуюся на фронте ситуацию.

Этот закон вызывает критику как тех, кто считает его слишком радикальным, так и тех, кто считает его недостаточно радикальным. Вплоть до диаметрально противоположных трактовок его отдельных положений.

Нам кажется, что так будет впредь с очень многими законами.

Так получилось, что АП, Кабмин и коалиция сейчас вынуждены действовать в режимах постоянного поиска компромисса — с западными партнёрами, парламентскими фракциями, бизнесом, гражданским обществом. Наконец, с электоратом. Требования этих групп порой — ладно, зачастую — взаимоисключающие.

Следовательно, любой её шаг или любой закон в предвыборный период (а он у нас, поздравляю, уже начался) будет подвергаться критике за недостаточную радикальность. Это и будет основной публичной повесткой ближайшего года-полутора. Морально приготовьтесь, пристегните ремни. Чует наше сердце (и другие чувствительные места), что мы ещё не раз удивимся тому, как порою схожи критические замечания самых разных парламентских и внепарламентских сил — даже с формально противоположной идеологией.