Закрыть глаза

Если говорить о том сумасшествии, которое мы наблюдаем на этих выборах, есть у меня одна спекулятивная теория, которой я пока что склонен верить.

Когда я слышу, что избиратель одной популярной политической силы не видит в своём кумире угрозы, скажем так, реванша и капитуляции на российских условиях, я согласен с этим только наполовину.

На самом деле, как мне кажется, он просто не хочет этого видеть, хотя подсознательно всё осознаёт.

На волне Майдана, аннексии Крыма и растерзанного Донбасса желание украинцев «воевать» было открытым и очевидным. От диванного руководства боевыми действиями до реальной добровольческой и волонтёрской самоотверженности, от глупых шуток про «Правый сектор» в Кремле до искренней скорби по «киборгам» — всё, казалось, говорило, что украинцы едины в ненависти к Москве и готовности ей противостоять. В желании строить новую страну, которая будет антитезисом «русскому миру», включая коррупцию, цинизм и равнодушие.

Просто, за исключением по-хорошему безумного меньшинства, для которого это стало делом жизни, оказалось, что для остальных это быстро превращалось в обузу, как только приходилось предпринимать реальные действия или принимать важные решения, способные повлиять на их жизненный комфорт или благосостояние.

Так появились патриотичные мальчики и девочки в вышиванках, перебрасывающие «Народному тылу» сотню-другую гривен, но соглашающиеся работать на пророссийском канале. Осуждающие коррупцию и откладывающие на «евробляху». Такая лёгкая шизофрения, при которой поначалу было достаточно комфортно — все говорят, что ты молодец, хотя понимают, что не очень, и делают точно так же.

И это мы не вспоминаем об откровенных лицемерах, оппортунистах и коллаборантах, для которых «патриотизм» с самого начала был маской, помогавшей решать вопросы. Какой патриот не будет отверженно бороться с проклятым врагом, намывая янтарь где-нибудь на Волыни?

Добавьте сюда ещё одну важную категорию тех, кто хочет ехать в Крым на море, потому что Майорку не тянут, а «людей политики поссорили». Продолжающих потреблять российский контент, потому что он такой классный, и всё это выше политики. Продолжающих вести бизнес с Россией, потому что «чего вы ко мне пристали?». Им тоже хотелось быть социально одобряемыми, но при этом продолжать жить так, как им кажется удобным, и они просто вытесняли войну на периферию сознания.

Понятно, что со временем напряжение между внешним и реальным, осознаваемым и вытесненным нарастало, а дедушка Фрейд давно описал, чем это чревато. В эту благодатную невротическую почву и посеяли зерно того, как решить этот конфликт.

Нужно было просто выбрать виновного. Им оказался человек, который, наблюдая за показным поведением соотечественников, решил, что это то, чего они на самом деле хотят, и в борьбе за власть сделал ошибочную ставку на риторику борьбы.

Можно долго спорить, где здесь его личные убеждения, где циничный расчёт, а где результат бега на флажки, на которые его загоняли ребята, умеющие играть в долгую. Главное — что в результате этот человек прошёл эволюцию от «закончить войну за две недели» до «отца нации», взывающего к совести и призывающего сплотить ряды, в то время как большинство, говоря о необходимости победы, внутри мечтало о том, чтобы «просто перестать стрелять».

Тем самым он, надавливая на болевую точку, уже обработанную российской и пророссийской пропагандой, вместо ожидаемого одобрения, получал лишь большую ненависть. И коррупция здесь, реальная и вымышленная, была спусковым механизмом, а не причиной. Нельзя же, в конце концов, ненавидеть человека за то, что он призывает бороться за свою страну. А вот за то, что он «наживается на войне, — уже можно.

Люди считали искренним послание фараона о том, что он готов принять заблудших рабов назад. Нужно лишь признать вину и принести в жертву человека, возомнившего себя Моисеем.

Проблема лишь в том, что нужно не только найти и наказать виновного, но и как-то заполнить бездну между видимостью и настоящими желаниями. Это возможно лишь ценой примирения с врагом на вражеских же условиях. Нужно не только отмудохать Моисея, нужно признать и свою неправоту, отдав власть ставленникам фараона. А это будет слишком сильным ударом по психике, которая и проворачивает все эти финты, чтобы ничего не признавать.

От этого та всеобъемлющая ненависть, которая заполнила всё несколько лет назад. Короткое замыкание подсознательного конфликта, который не находил иного выхода, кроме истошного крика с требованием наказать обманщика Моисея, который тянет всех в унылую пустыню, а сам, говорят, скрижали в офшор вывел.

И тут появляется избавитель. Он гневно указывает на «лжепророка», но уже не ругает фараона. На фоне египетских слуг он «свой в доску», но и с египтянами легко находит общий язык. Он говорит о Земле Обетованной, но идёт в сторону Нила. С ним капитуляция — это просто «перестать стрелять». А перед фараоном можно встать на колени. Само собой, ради избранного народа. Он показывает, что бездну можно преодолеть одним прыжком, и толпа радостно прыгает за ним.

Так заканчивается невроз и начинается безумие.