Американское лобби. Хэнкок, колониальные времена и гордый IBM

Примечание редакции. В очередном выпуске нашей солянки знакомим вас с изнанкой знаменитого американского лоббирования — лучше местных мыслителей никто об этой теме не расскажет. Осторожность по этому поводу проявляется у фанатов республиканцев, сторонников демократов, и даже людей, крайне далёких от политики. Хотя бы потому, что периодически этот механизм даёт сбой и становится гораздо выше самой государственной власти.

Quartz, John Detrixhe

Через несколько дней после штурма Капитолия многие компании — от гостиничных франшиз до финансовых учреждений — пошли на беспрецедентные меры, надавив на политиков деньгами. Расправили плечи и технологические гиганты. Любой человек, не верящий теориям заговора, испытывает смешанные эмоции. Он благодарен за саму защиту государственности — но ощущает дискомфорт из-за того, кто это делает (и какими способами).

Всё это ставит ребром старый вопрос о влиянии денег на американское общество. Тот факт, что горстка технологических компаний могут эффективно заткнуть рот кому угодно, также вызывает опасения. Проблемы лежат в самой основе американской республики и её капиталистической системы. Например, профессор Картик Раманна из Оксфордского университета не считает, что частный сектор надо искренне хвалить за приостановку лоббистских выплат.

– Как-то наивно называть корпорации героями лишь потому, что они приостанавливают свои взносы, — говорит профессор. — Ведь одна из причин того, где мы теперь оказались — безудержное вмешательство корпораций в политические процессы.

Экономист Милтон Фридман отстаивал права акционеров ещё полвека назад, но даже он признавал: правила игры надо устанавливать извне. Другими словами, правительство всё же обязано охранять страну от корпоративной изнанки, а не наоборот.

– Слишком много законодателей стали полноценными сотрудниками акционеров — их успех на выборах связан исключительно с хорошими взносами на избирательную кампанию, — добавляет профессор экономики Марианна Бертран.

Деньги компаний и магнатов меняют правила игры. Например, профессор Стэнфордской школы права Дуглас Меламед ранее работал генеральным юрисконсультом Intel. По его словам, без денежных стимулов политики не прислушаются к бизнесу — а потому у него нет выбора, кроме как давить долларом. Кроме того, часто компании финансово поддерживают обе партии, а иногда прямо конкурирующих кандидатов.

Примечание переводчика. Специально делаем переход к следующему пункту: правда бывает действительно смешной.

The New York Times, Andrew Ross Sorkin

Компании-гиганты вроде Coca-Cola, Amazon и Citigroup спотыкаются друг о друга, наперебой заявляя о приостановке пожертвований республиканцам — а иногда и обеим партиям сразу. Что же, им никто не запрещает посмотреть на компанию, гордо молчавшую всё это время. А называется она IBM.

В наше время это одна из немногих крупных корпораций, не участвующих в целенаправленных политических пожертвованиях. В её структуре нет комитета политических действий. Даже когда она выдаёт деньги торговым группам, демократы и республиканцы дружно не получают ни цента; таково правило, внедрённое более века назад отцом-основателем современной IBM — Томасом Уотсоном.

Общественность видит массовые отказы от финансирования партий. Их можно оценивать не как элемент политической жизни, но как некую систему, довольно коррумпированную по своей сути. Пожертвования корпораций подрывают доверие как к ним самим, так и к политикам, принимающим помощь. Деньги выглядят взяткой за принятие решений — потому даже закон кажется ответной услугой. Так быть не должно.

Компании, пытающиеся прикрыть свой имидж в последние дни — здесь вам American Express, Facebook, Marriott и Morgan Stanley и многие другие, — могут заслужить похвалы за отказ от политических пожертвований. Но подлинным примером лидерства станет полноценный отказ от таких выплат в будущем.

Кстати, традиция IBM не платить кандидатам вовсе не мешает компании занимать своё место. Бывшего генерального директора компании Джинни Рометти регулярно приглашали на встречи руководителей корпораций в Белый дом. Её часто видели на фотографиях с высшими должностными лицами.

– Я не верю, что это ставит нас в невыгодное положение, — считает нынешний генеральный директор IBM Арвинд Кришна. — Традиция действительно оказала нам услугу. Теперь никто не рассматривает компанию как сторону, заключающую сделку с властью.

По словам гендиректора, политическое лоббирование не всегда позволяет уйти из-под государственных санкций. С одной стороны, в 1975 году правительство возбудило антимонопольное дело против IBM. С другой — точно такое же производство открыли против AT&T, вынудив компанию распасться на семь отдельных частей.

– Мне кажется, раньше они (компания) тратили изрядные деньги на лоббирование, — резюмирует Кришна. Действительно, сейчас тот же Facebook сталкивается с антимонопольным делом. От компании требуют разделения, но в то же время её лоббисты активно выписывают законодателям новые и новые пожертвования.

…Корпоративная Америка может вновь заявить о себе. Но уже не с помощью денег, а наоборот — без их участия.

Mises Institute, James Talocka

Знаменитая жажда свободы в США претерпела изменения с колониальных времён. Как людей, которые когда-то были готовы на всё во имя свободы, успокаивает навязчивое правительство? Некое представление о ситуации даст разница в восприятии колониальных контрабандистов и современных американских чиновников.

В колониальной Америке контрабанда была повсеместной, она широко распространилась среди населения. Это ремесло не ограничивалось небольшим классом безнравственных преступников: его практиковали даже честные (и весьма набожные, это никому не мешало) торговцы.

Многие предприниматели не стеснялись игнорировать британские торговые ограничения. А взамен, если дело таки попадало в зал суда, частенько получали поддержку со стороны колониального правового аппарата — весьма сочувствующего. Контрабанда практически стала институтом в Новой Англии тех времен.

Торговцы даже покупали страховые полисы, чтобы покрыть убытки в случае конфискации товара британскими таможенниками. Ведь по своей сути контрабандисты в разы снижают стоимость государственного вмешательства.

Например, так называемый Закон о патоке был торговым ограничением, налагающим пошлины на патоку из голландской, испанской и французской Вест-Индии. Всё это внедряли ради поддержки британского товара, чаще всего заменителей — и при этом более дорогих. А контрабанда в это же время поддерживала ромовую промышленность Новой Англии. Та очень зависела от патоки, необходимой для производства.

Преимущества нелегальных поставок никак не ограничивались Новой Англией: в определённые годы 3/4 чая, потребляемого на американском рынке, ввозили именно таким путём. Экономическая выгода от контрабанды была очевидной. И в то же время включалась политика, ведь американцы рассматривали британское вмешательство в торговлю как акт агрессии.

Торговые ограничения в колониях вводились британским парламентом, чтобы развивать промышленность Туманного Альбиона. «Благодаря» этому американцы всех мастей остались без какой-либо мотивации к подчинению на благо метрополии. Это усложнило соблюдение правовых норм для британских властей, у которых не хватало сообщников в колониях. А без поддержки на местах сложно диктовать правила, учрежденные короной.

Американские колонисты резвились вовсю. Например, активно торговали с французами, пока те воевали с Британией.

Некоторое время британские власти смотрели в другую сторону. Другие, более внимательные, просто брали взятки. Так или иначе, вместе они бросили вызов контрабанде, в 1764 году продвинув Закон о сахаре. Новая норма усилила регулирование и бюрократические издержки, но в итоге соблюдение требований стало практически невозможным.

Обвиняемые контрабандисты должны были оплатить судебное разбирательство заранее — без какого-либо возмещения, даже если они будут оправданы. Подозреваемого считали виновным до тех пор, пока его невиновность не была доказана, при этом обвинение даже не требовало доказательств.

Однако местные жители твёрдо поддерживали контрабандистов. Это был один из многих факторов, подготовивших почву для войны за независимость. Один из ярких примеров — американский торговец и будущий отец-основатель Джон Хэнкок. Когда власти закрыли дело о контрабанде, где фигурировал предприниматель, колонии провозгласили его героем.

С тех пор ситуация изменилась. Нынешние американцы вполне довольны вмешательством государства в работу рынка, некоторые даже приветствуют эту манеру. Дополнительное налогообложение, чрезмерное регулирование — всё это раз за разом пролетает залы Конгресса, не встретив особого сопротивления со стороны общественности. В наше время сложно представить массовую поддержку бутлегера или бизнесмена, уклоняющегося от уплаты налогов.

Зависимость американцев от правительства росла, и довольно резкими рывками. Её можно проследить даже по логике. До победной войны за независимость мало кому было доступно лоббирование в заокеанском парламенте — сейчас же американское правительство ориентируется на раздачу привилегий широкому кругу людей. А ведь Бенджамин Франклин говорил: «Когда люди обнаруживают, что могут голосовать деньгами, это знаменует конец республики».

Американцы используют политическую систему, чтобы избежать рыночной дисциплины в вопросах, касающихся прибыли и убытка. Вот почему бизнесмены настолько активно тянутся к Вашингтону, требуя от правительства особых привилегий.

Переход будущих США от колонии к республике ознаменовался изменением управления: росла доля участия общественности. Такое вмешательство всегда опасно. А уж в обществе с открытыми для публики государственными учреждениями оно и вовсе рискует стать безудержным. Привилегии, дискриминация и защита никуда не денутся.

Когда-то колониальная Америка сопротивлялась чрезмерному вмешательству со стороны британцев. Современные американцы подвергают друг друга таким же вторжениям, но уже в своих интересах. Увы, объяснить подрыв стремления Америки к самоуправлению можно не столько падением нравственности, сколько слабыми экономическими стимулами.