Благая весть полковника Тараса. Редактура реальности
А ещё в искривлённой ткани повествования изламываются временные и пространственные ориентиры.
В первой редакции повести у Тараса Бульбы «отцовское имение»: он собрал «собственный полк», получил звание полковника от короля Стефана Батория (1578 год — легендарное основание украинского реестрового козацтва).
В той же редакции Бульба в 1638 году участвует в восстании гетмана Остряницы. Таким образом, Тарасу Бульбе в повести далеко за 80 лет, что в общем отвечает библейским интонациям. Однако в 1842 году Гоголь убрал упоминания о Стефане Батории, лишив читателей возможности определить возраст главного героя.
Убрал Гоголь упоминания и об «отцовском имении», которое слишком явно указывает на шляхетское происхождение Тараса Бульбы, а, следовательно, предательскую сущность не сына Андрия, а отца Тараса, нарушившего присягу.
В первой редакции есаул Товкач не может везти раненного Тараса Бульбу в его имение, «почитая там его менее в безопасности, нежели на Запорожьи». Во второй редакции Гоголь вычеркнул эту фразу. Товкач «привёз его, бесчувственного, в самую Запорожскую Сечь». Кажется, что движение в пространстве повести возможно только в одном направлении: из хутора на войну. Из жизни в смерть. Хутор Тараса остаётся в начале повести во времени, относящемуся к «русскому дворянству» XVIII–XIХ веков.
Покидая хутор, полковник погружается, по словам Гоголя, в век XVI, но по косвенным признакам действие происходит в XVII веке.
Одновременно с движением во времени происходит вкрадчивое нарушение законов физики.
«Бульба вскочил на своего Чорта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Бульба был чрезвычайно тяжел и толст».
20 пудов = 327,614 кг.
Внимательный читатель, возможно, споткнётся на этом удивительном факте (327 кг!), но, наскоро определив для себя вес Бульбы как художественное преувеличение, продолжит читать, приняв правила игры, как во сне, когда внешне логичное непротиворечивое действие происходит в фантастических условиях, не вызывая удивления наблюдателя.
Отметив начало сказочного пространства, Гоголь увлекает нас далее, создавая иллюзию более реальную, чем сама реальность, поскольку показывает прошлое не таким, каким оно было по имеющимся данным, а таким, каким мы должны его видеть, по мнению автора.
С появлением карнавальной Сечи, её гулящего населения и химерного жидовского пригорода с карты мира исчезает Киев. Нет больше киевского воеводы Адама Киселя, и запорожцы борются за освобождение не матери городов русских, которая остаётся под властью недоверков, а практически незаметного в историографии города Дубно. В этом есть, конечно, внутренняя логика: если бы козаки попытались выморить голодом киевлян, это было бы уже как-то… совсем преступно. Дубнян, пусть даже преимущественно православных (фамильная вотчина князей Острожских), не жалко, хотя географической логики в осаде Дубно не смогли найти поколения исследователей творчества Гоголя. В пространстве повести Дубно превращается в город мёртвых. Видимо, Бог должен потом сам разобраться, кто из погибших от голода был настоящим христианином.
Удивительным образом Гоголь не даёт читателю задуматься ни о национальности горожан, ни о гражданстве самого Тараса Бульбы.
Тарас Бульба — защитник Отечества. Но какого?
Будучи полковником реестрового войска, Тарас Бульба приносил присягу польскому королю. Имение Тараса находится на территории Речи Посполитой. Дети учились в Киевской академии. Тарас Бульба — подданный Польской Короны, который выступил против своего государства. Предатель родины.
Но это ничего не значит, как для крымских и донецких правоохранителей ничего не значила присяга, данная государству и народу Украины. В ордынских традициях слова — внешняя, не важная сторона дела. Истинная суть в принадлежности козаков, украинцев к русской вере. Так, многие русские в Калифорнии или Австралии остаются верными путинцами и готовы действовать во вред кормящей их новой «ненастоящей» родины. Так гоголевские козаки, выступая против законных властей, озарены чувством собственной правоты. При том, что исторические документы показывают: восставшие гетманы, включая Богдана Хмельницкого, настойчиво искали способ примириться с королевской властью. И прекращали военные действия, лишь только правительство шло на уступки, даруя надежду на статус — заветную мечту людей вне закона.
В отличие от гоголевских козаков, запорожцы не приходили на Сечь выпить и потанцевать. Сечь — это многоструктурная композиция, включающая в себя людей с разными судьбами, в значительном количестве «уходников», прятавшихся от бывших хозяев, судебных исполнителей или личной мести. Запорожцев объединяла главная страсть — выжить. Не от хорошей жизни, не для воинской потехи бежали люди в Дикое Поле. От безысходности. Козацкие бунты — попытка вернуть себя в цивилизационное поле, получить статус, положение в обществе, вернуться в рамки закона, чтобы можно было приобрести имущество, в том числе крепостных, жениться, посещать города, не оглядываясь в страхе. После победных боёв козаки не пытались уничтожить Речь Посполитую, а добивались от польского правительства признания своих прав (привилегий), расширения реестра, признания себя законной частью общества.
Но жизнь речного пирата плохо подходит для идеализации. В пространстве «Тараса Бульбы» запорожцы — православные крестоносцы. Апостолы русской веры, объединённые и ведомые святой миссией. Миссией, которую глубоко ощущает настоящий русский человек — весь мир должен стать русским или сдохнуть.
В этом радость, упоение, ощущение собственной правоты и безгрешность. Идеализация получилось настолько удачной и многоплановой, что подошла также и для украинской национальной идеи. Оказалось, что можно не разворачивать искусно упакованный русский мир. Форма и красочность козачьей упаковки вдохновила поколения украинских националистов.
Нам, украинцам, появилась возможность гордиться небывалыми рыцарями, которые, да, грабили и убивали, но оставались чистыми в своих помыслах, освящённые высокой миссией (тут вместо расширения русского мира легко подставляется защита Украины). Для жителей Российской — Советской — Российской империи Тарас Бульба — лучший из лучших, герой, у которого правда и сила.
Комические детали понижают пафос и создают героическому эпосу рёбра жёсткости. Смертельные муки Остап терпит здесь, среди нас, где в толпе стоят описанные карикатурно, но с исключительной точностью Юзеся и фейковый шляхтич. Крохотные гомункулусы (по выражению Набокова), рождённые росчерком пера гения, внезапно выходят на первый план, приземляя библейские страсти, создавая ощущение настоящей правды. Не уступая силой Прометею, Тарас Бульба жил не в мифической древней Греции, а в нашем реальном мире.
Постоянно теряющие штаны, запорожцы своим голым задом как бы свидетельствуют: вот так оно всё было на самом деле. Гротескно смешные детали создают впечатление искренности, подлинности, погружают в мир «Тараса Бульбы», как в хорошо знакомую реальность.
В этом ловушка для кинематографии, в которую попал режиссёр Бортко. Экранизировать «Тараса Бульбу» можно только в стиле фильма «300 спартанцев». На экране должен быть героический комикс, а не историческое полотно с претензией на достоверность.
Реальность Гоголя оказывается сном: убегающий от погони, козацкий полковник останавливается, чтобы «и люлька не досталась вражьим ляхам». Эту аллегорию невозможно понять без строк украинской песни:
Мені з жінкою не возиться,
А тютюн та люлька
Козаку в дорозі
Знадобиться! —
и невозможно изобразить в рамках исторического фильма.
Ратный подвиг козаков («безжённых» рыцарей) приравнивается к религиозному служению более строгому, чем служба духовенства. Не просто Сечь — территория без женщин, — но и вся Новая Земля не приемлет женского духа. В сексуальном отношении козаки невинны, как дети. Не раз подчёркивае сходство со школьниками, с их озорством, детской непосредственностью, детским аппетитом.
Андрий, — единственный персонаж, совершающий самостоятельный взрослый поступок, — не просто соблазнён женщиной. Женским духом пропитан с самого начала, когда мать, не решаясь подойти к Остапу, свою нежность проявляла к младшему сыну.
Отрекаясь, Андрий говорит: «Отец — теперь не отец мне, брат — не брат, товарищ — не товарищ», — но от матери не отрекается. Представляется, что мать Андрия приняла бы и сына, и его польку, и уж точно не стала бы убивать своё дитя.
Мать у Гоголя — бледное, ничтожное, виноватое существо: «слабая, как мать». «Она — баба. Она ничего не знает». Её слезы бессильны, напрасны. Её «молитва материнская», которая «и на воде и на земле спасает», на самом деле ни на земле, ни на воде никого не спасает. И даже выздоравливать Тарас Бульба едет не домой, а на Сечь, где отпаивает его зельями жидовка, посвящённая в тайны этого мира, явно не Божьего.
Остаётся в другой реальности хозяйственная деятельность жены Тараса Бульбы, о которой вскользь упоминает Андрий: «У меня три хутора, половина табунов отцовских — мои, всё, что принесла отцу мать моя, что даже от него скрывает она, — всё моё». Слабая и глупая баба управляет сложным хозяйством, но мы об этом не задумываемся, слышим только «скрывает»: всё та же женская хитрость, обман, кажущаяся слабость, которая «многих сильных погубила».
Козаки воспевают смерть. Выбирают её в невесты на свадебном пиру.
Женщина даёт жизнь, ослабляющую козацкую силу.
Если правда, миссия козаков в том, чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера, то по выполнению миссии должен прийти Христос. И тогда закончится мучительная земная жизнь. Начнётся Царство Божье, в котором не женятся и замуж не выходят.
Женщины с их цепкой страстью к жизни — лишнее, пагубное звено, через которое приходит погибель. Женщина в самом прямом смысле отбирает силу у человека.
Обычно в негативном персонаже угадываются отталкивающие черты. Отрицательный герой выходит на сцену и, как бы ни притворялся, мы, зрители, сразу же испытываем неприятие, чувствуем притворство, как чувствовали его читатели в описании польской Цирцеи первой редакции (1835), но через семь лет исправления и переписывания повести Гоголь постарался, чтобы ни во внешности, ни в поведении безымянной польки не было женской игры, чтобы не было ни одной отталкивающей детали. Та-Что-Погубила-Андрия воплощает всю женственность мира и не притворяется.
Женщина представлена как путь к погибели.
При этом сама полька не виновата. Если бы в ней были неприятные черты, то могло показаться, что именно эта плохая, а есть хорошие женщины. Главная героиня не только красива, но и благородна помыслами и поступками: пытается спасти мать, не соблазняет Андрия, а прямо говорит, что им нельзя быть вместе. Не виновата ни действиями, ни мыслями, ни характером, а виновата тем, что она — женщина. Инструмент для того, чтобы сбить человека с праведного пути, отнять у козака Андрия божественную миссию, заменив ложными семейными ценностями. Женщина и производная от неё семья показаны в повести как орудия врага.
Безызъянный механизм для погибели человека.
Потому что в нормальном человеческом мире любовь ведёт к рождению новой жизни, а в повести «Тарас Бульба» любовь между мужчиной и женщиной — это зло, которое ведёт к погибели. Дверь в адскую бездну.
Общепринято считать жизнь добром, а смерть — злом. Любовь — это пиршество жизни. День рождения — главный личный праздник человека.
Но Гоголь показывает, что нормальный міръ — міръ неправедный. Княжество зла. Ветхий человек должен умереть, а новый безгрешный — появиться.
Познав друг друга, Адам и Ева предали Бога, выступили против Его Воли, потеряли Рай.
Та-Которую-Нельзя-Называть в сцене грехопадения Андрия намекает на своё настоящее имя, «сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада».
Ни в первой, ни во второй версии нет ни одного женского имени, кроме мелькнувшей карикатуры на человека — глупой, как гусыня, Юзыси.
Чтобы вернуться в Рай, нужно отвергнуть женщину, всю красоту, всю искушающую соблазнительность, всю слабую силу её.
Детородная функция женщины не нужна в новом святом мире, «ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах».
Козаки и смерть — вот жених и невеста. А те, кто путаются с жёнами, баболюбы, зря тратят свою сакральную силу.
Один из столпов-оснований западной цивилизации — право на любовь. «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я — ему… нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его» (Песнь песней Соломона, 2:16). Любовь двигает армиями и континентами. Ланселот предаёт своего короля ради любви и при этом остаётся славным рыцарем; Тристан предаёт своего короля и названного отца ради любви.
Блистательные герои.
Трагическая Любовь.
Трагическая Смерть.
Восхищение.
Слезы сочувствия.
Но это у них там, в Европе. Наш міръ не таков. Повесть «Тарас Бульба» даёт настоящую правду: есть в мире вещи и поважнее любви. Андрий гибнет, как нашкодивший щенок: строгий отец чуть ли не за ухо ссаживает мальчишку с коня. Любовь Андрия — не любовь, а преступная глупость, не зрелое решение взрослого человека, а гнусное предательство.
Андрий наказан по заслугам. Труп брошен «на расхищенье волкам-сыромахам» (1842). «Пропал без славы!» Ни восхищения, ни слёз, ни сочувствия, ни женских имён. Любовь недоречна и преступна.
Если бы семейство Монтекки осадило дом Капулетти, чтобы мужчин убить, а Джульетту «вытащить железною рукою, схвативши за длинные, обольстительные волосы», — Ромео защищал бы любимую до последней капли крови, вызывая восхищение зрителей и читателей. Симпатии обычно на стороне осаждённых, на стороне слабых, обречённых, но не сдающихся.
Гоголю, как в кривом зеркале, удалось героя покрыть вечным позором, убийц и насильников показать защитниками. Нападение на мирный город назвать защитой святой земли, а смерть — желанной невестой.
Пойти против воли родительской — грех, но грех литературой прощаемый. Доблестный рыцарь Айвенго предал отца, предал свой народ — прислуживал захватчикам норманнам. И что же читатели? Мы сочувствуем Desdichado, желаем ему победы в турнире и в любви, и, если бы благородный Седрик прирезал сына, чувствительные зрители оплакивали бы юного героя, проклиная отца-убийцу.
Но что дозволено юноше-саксу, не дозволяется нашему человеку. Потому что у Гоголя в роли Тараса Бог-отец. Андрий пошёл не против земного родителя — против Воли Божьей. Не против подельников — против Царства Небесного на земле, воплощаемого в козацком рыцарском ордене.
Андрий выбрал земные ценности: любовь к женщине, семью. За Тарасом ценности — небесные. Тарас не самодур, с чрезмерной жестокостью карающий блудного сына, а длань Господня. Новый Авраам, приносящий в жертву Исаака.
Тарас Бульба отказывает сыновьям в индивидуальности. Андрий и Остап, каждый по-своему, должны стать новыми тарасами в козацком братстве (настоящей, угодной Богу семье). Отец не пытается понять, что значили слова младшего сына («Батько, уйди — это моя жизнь, моя семья, буду защищать её»), не чувствует ответственности, не разделяет мечты, надежд и страданий своего ребёнка. С точки зрения Тараса Бульбы (и автора?) сын не имеет права на выбор, самостоятельные поступки. Если Андрий перестал быть частью русского мира, должен быть уничтожен.
Представим себе, что Тарас услышал сына. Со всем войском снял осаду и бросился в погоню за татарами, чтобы спасти захваченных на Сечи запорожцев. После мирного договора, подписанного Остряницей между поляками и восставшими козаками, реестровый полковник может вернуться к жене, в родной хутор. На его руках нет ещё крови польских младенцев. Может ждать в гости сватов: ковенского воеводу (достойного человека, на равных голодавшего вместе с жителями города) и повзрослевшего Андрия с внучатами. Для сына полковника хорошая пара.
Но в мире повести не могут существовать рядом два царства: Божье и Вражье. Поэтому Тарас не может вернуться домой в мирную Речь Посполитую.
Перед последним боем Тарас Бульба совершает священнодействие: «в возу были все баклаги и бочонки старого доброго вина, которое долго лежало у Тараса в погребах. Взял он его про запас, на торжественный случай, чтобы, если случится великая минута и будет всем предстоять дело, достойное на передачу потомкам, то чтобы всякому, до единого, козаку досталось выпить заповедного вина, чтобы в великую минуту великое бы и чувство овладело человеком...
– А берите всё, — сказал Бульба, — всё, сколько ни есть, берите, что у кого есть: ковш, или черпак, которым поит коня, или рукавицу, или шапку, а коли что, то и просто подставляй обе горсти.
И козаки все, сколько ни было их, брали, у кого был ковш, у кого — черпак, которым поил коня, у кого — рукавица, у кого — шапка, а кто подставлял и так обе горсти».
Тайная вечеря особо подчёркнута библейскими интонациями. В Евангелиях от Марка, Матфея, Луки Христос завещает ученикам собираться вместе, чтобы вкушать своё тело и кровь. Евхаристия стала центральным элементом службы божьей, основанием Христианской церкви. «Сие творите в Моё воспоминание».
В Евангелии от Иоанна Иисус произносит новую заповедь, выполнение которой станет отличительной особенностью христианина: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин 13,34–35).
Новая заповедь Тараса Бульбы: «…Чтобы пришло, наконец, такое время, чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера, и все, сколько ни есть бусурменов, все бы сделались христианами!..».
Когда весь земной круг войдёт в пределы Святой Земли, когда вся Земля станет русской, наступит второе пришествие и Царствие Небесное на Земле.
Для этой великой цели Богом избран горячо любимый и многострадальный русский народ.
Эта та истинная и глубоко в душе ощущаемая правда, которой живёт русский человек. Ощущение собственной правоты даёт русскому народу силу в захвате чужих земель, которые на самом деле не чужие, а Божьи. Тарас Бульба имеет право «жать, где не сеял, и собирать, где не рассыпал», и это право — невербальное, но ощущаемое в русской культурной традиции, Гоголь передаёт гениально в форме героического эпоса, в форме притчи, но притчи Нового времени, рельефно очерченной реалистичными, иногда жуткими, иногда смешными и от того особенно искренними, убедительными подробностями.
Герои Гоголя совершают подвиги, наполненные аллегориями с деяниями святых и героев Эллады, но при этом точнейшие и часто гротескные детали создают картину не на холсте, а на экране телевизора. Тарас Бульба кажется живее, чем реально существовавшие Сагайдачный, Хмельницкий, Палий и Кривонос.
Ощущение присутствия, ощущение исторической правды никогда не бывшего химерного мира «Тараса Бульбы» создает новую реальность — более реальную, чем та, которую мы считаем настоящей.
Продолжение следует.
У самурая нет цели, есть только путь. Мы боремся за объективную информацию.
Поддержите? Кнопки под статьей.