Перейти к основному содержанию

Ghosts. День первый

У ротного роты глубинной разведки на рингтоне стоит Тимур Муцураев.

Вторая, третья, четвёртая и пятая части данного материала.

У ротного роты глубинной разведки на рингтоне стоит Тимур Муцураев. Ротный везёт нас показать передовую. Ну то есть на самом деле они едут на передовой ВОП по своим делам, а мы увязались следом.

Вообще музыка – это довольно важно. Все очень расстраиваются тому, что не удаётся запустить магнитолу в машине. В конце концов, приходится как-то подключать мобилку и играть музыку с неё. Поэтому поездка происходит с саундтреками. Моему примитивному сознанию человека, воспитанного кинофильмами, это кажется очень удачной режиссёрской находкой.

Зная о рингтоне, ожидаю чего-то нетрадиционного: жестокого дэза или, наоборот, «Полёта валькирий». Как ни странно, большая часть плей-листа – «Океан Эльзы». Кстати, вы когда-нибудь обращали внимание, что «Обійми» – чисто нашид? Если проехать по прифронтовому донбасскому городку под «Обійми», странным образом можно почувствовать себя в Ираке, Вакарчук неплохо косплеит муэдзина.

Впечатление разбивается благодаря умению читать – борд «Солидарности», призывающий немедля побороть коррупцию, не даёт забыть, что ты на Родине.

Говорят, ещё Толкиен сообщил, что орки не злые, у них просто высокий уровень коррупции. Думаю, и «Моторола» тоже не злой, у него тоже высокий уровень коррупции, не меньше, чем у орка. Все люди добрые, «игемон, квартирный вопрос испортил их».

Закончился полуразрушенный городок, началась полуразрушенная дорога. Закончился «Океан Эльзы». Донбасская агломерация уже второй год дарит мне интересное развлечение – угадывать, какие разрушения сюда принесла война, а какие произошли сами собой, усилиями местного населения.

Режиссер не прекращает радовать интересными звуковыми решениями. После «Океана Эльзы» участникам поездки предлагается наблюдать мертвеющие пустоши под Фредди Меркьюри. Empty spaces, what are we living for? Abandoned places, I guess we know the score.

Show must go on, – сообщает нам Фредди Меркьюри, после чего машина подпрыгивает на особенно паскудном ухабе и звук резко обрывается. Дальше едем под Михаила Круга.

Вся загадочная украинская душа в одном плей-листе изложена за час поездки по отвратительным дорогам разрушенного Донбасса: немного старой западной классики, немного русского народного блатняка, немного украинской патриотической попсы.

Песни «Стріляй» и «Не твоя війна», если слушать их на границе Донецкой и Луганской областей, звучат не как произведения эстрадного искусства, а как обучающие аудио. Под «Вставай, мила моя, вставай» мы едем мимо разрушенной заброшенной огромной школы. Eventually, милый. Еventually. Сначала стреляй, потом вставай.

Взводный, кажется, человек, принципиально не способный удерживать в себе никакого негатива. В том смысле, что он ничего не держит в себе, все намёки на возможное раздражение тут же транслирует наружу без промедления, оставаясь совершенно довольным жизнью и счастливым с виду человеком. «Во сука е*аная!», – радостно извещает он всех присутствующих о том, что по дороге пробежала кошка.

Не знаю, хорошо это или плохо, но на каждом, реально каждом столбе в одном из городков, который мы проезжаем, висит жёлто-голубая табличка. А в одном из сёл, где денег и сил на флажки и таблички, очевидно, не было, на каждом столбе нарисованы жёлтая и голубая полосы.

Крайний ВОП, на который мы ездили, располагается прямо в одном из сёл, почти разрушенных войной. В домах нет стёкол, нет крыш, некоторые строения уничтожены до состояния обломков торчащих стен. Но всё равно где-то рядом продолжают жить люди, кто-то ездит мимо на велосипеде, какие-то бабушки собирают что-то в кустах.

- На днях выезжали в магазин, встретили бабку, живёт тут, ей лет восемьдесят. Пристала к нам, рассказывала, что всю жизнь на оружейном производстве проработала, про калибры говорила, про стволы, про поправки, требовала, чтобы мы как следует воевали, не позорили её. Мощная бабка, хоть призывай её в войска.

- Да, у нас тоже бабка была. Ветеран ещё, наверное, Первой мировой, как бы не русско-японской войны. На линии разграничения жила, когда мы в Марьинке насыпали, позвонила нам по мобилке и рассказывала, куда насыпать, где левее, где правее.

Где-то далеко несколько раз бухает.

- О, перемирие!

- Ну так а что, тут всегда такое перемирие. Что ж ты сделаешь, пока у сепаров оружие есть, они будут из него валить. Это гарантированно. В новостях зато ничего, тихо.

Кажется, солдатам на ВОПе успели рассказать, что здесь важные журналисты из самого Киева:

- Что говорят, война заканчивается уже или как?

- Ну, в Администрации Президента считают, что всё, война уже закончилась. Они только не учитывают, что они Администрация не того Президента, который сейчас принимает решение, когда у нас война закончится.

У командиров закончились дела на ВОПе, попили кофе, поехали назад.

В Артёмовске очень вкусная шаурма. Дорогая, дороже, чем в Киеве. Вообще цены не меньше, чем в Киеве. Но вкусная.

Артёмовск – это уже полноценный глубокий тыл и мирная жизнь. Мороженое, шаурма, кабаки, банкоматы, по дороге проезжает «Лексус» («наверное, владелец металлоприёмки поехал!»). Только очень много людей в военной форме.

Едим шаурму возле машины, подходит мужик. Не говорит ни слова, пожимает всем руки, пролезает в кабину, чтобы пожать руку водителю. Молча уходит.

Подходит другой мужик, заученным тоном профессионального алкоголика просит разрешения обратиться, пытается рассказать историю о том, почему было бы замечательно, если бы мы ссудили ему пять гривен на хлеб. Не дослушиваем, лезем в машину, уезжаем.

Интересно, тот факт, что алкаши просят у солдат деньги, говорит о том, какая в этом городке крутая и богатая армия, или о том, какое в этом городке безнадёжно нищее прочее местное население?

Последние тёплые дни. Надо наслаждаться. С утра в умывальнике лёд. Солдаты довольны жизнью, весело матерятся в разных концах расположения и безостановочно хохочут друг над другом.

Всё то время, что я сижу на полянке и набираю этот текст, сбоку от меня немолодой, лет тридцати солдат безуспешно пытается отстирать штаны от пятна солярки. Вокруг собираются боевые товарищи и помогают ему, как умеют:

- Война делает из юноши мужчину. Грязные штаны солдату не позор.

- Та это солярка!

- Та это так и называется, солярка. Это ж армия, тут сплошная солярка: одно неосторожное движение – и полные штаны солярки.

Мы уже Ирак, хотя ещё не Афганистан. Для сотен тысяч людей война стала частью жизни. Для этого необязательно быть мобилизованным или кадровым военным. Войну Гиркин и «Моторола» принесли не к солдатам, а к мирным жителям. И мирные жители довольно спокойно восприняли этот факт, очень быстро привыкли к тому, что часть их села сгорела, а в разрушенных домах теперь наблюдательные пункты украинской армии. Мирные жители наводят украинскую артиллерию, мирные жители приносят украинским военным солёные огурцы.

А некоторые наводят российскую артиллерию. А некоторые носят огурцы сепаратистам.

И речь не о том, что крутая глубинная разведка – такие же люди, как и мы с вами. Речь о совершенно обратном. Речь о том, что мы с вами – такие же люди, как и крутая глубинная разведка. И мы все уже очень давно на войне, просто у нас разные военные специальности.

Abandoned places. I guess we know the score. Давай, тисни гачок. Чтоб играли там колокола с переливами и перезвонами.

Александр Нойнец

У самурая нет цели, есть только путь. Мы боремся за объективную информацию.
Поддержите? Кнопки под статьей.