Интервью Муслима Чеберлоевского, командира чеченского батальона имени Шейха Мансура. Часть V

С предыдущими частями материала можно ознакомиться тут: первая, вторая, третья и четвёртая.

Д.М.: Ас-салам алейкум!

М.Ч.: Ва-алейкум ас-салам!

Д.М.: Мы продолжаем наше интервью. Следующий вопрос касается нынешнего вашего батальона. Люди каких национальностей есть в вашем батальоне?

М.Ч.: Наше подразделение называется Чеченский батальон имени Шейха Мансура, но в нём, кроме чеченцев, есть кавказцы других национальностей: ингуши, дагестанцы, карачаевцы. Ну, их немного, но есть. По несколько человек каждой национальности. Есть украинцы, причём как принявшие ислам, так и те, которые его не приняли. У нас нет разделения по вероисповеданию. Главное, если человек надёжный и действительно хочет воевать — таких людей мы берём и только с такими имеем дело.

Д.М.: Хорошо. Какое есть вооружение у вашего батальона?

М.Ч.: Ну, у нас в основном ручное оружие, это АГС, СПГ, ДШК. И всё. И остальное — это пулемёты, автоматы, гранатомёты. Такое ручное оружие, к которому мы привыкли ещё с первой и второй войн. Более крупного у нас и не было.

Д.М.: Следующий вопрос — о Хасане Баиеве. Знаете ли вы его и как относитесь к тому, что он во время войны в своё время лечил и федералов, и бойцов Чеченской Республики Ичкерия?

М.Ч.: Лично с ним я не знаком. Но у нас есть один или два бойца из его села, которые лично знают его с детства. Они рассказывали о нём как о хорошем соседе. Относимся к нему нормально, он врач и сделал свою работу. Какая разница там: чеченец, ингуш, дагестанец или федерал? Он у него на столе — для него он больной, раненый, пациент. С ними, русскими, или с их солдатами, или там с федералами, надо воевать на поле боя, а не в больнице, не на столе, где его оперируют. Они беспомощные, хоть не из наших. Поэтому это бессмысленно. Больной человек имеет свои права так же, как и пленный. Поэтому и с пленным тоже надо обращаться адекватно, в нормальных условиях надо его держать. Хасан Баиев делал свою работу, поэтому к нему испытываешь только уважение.

По-моему, он сейчас где-то в Америке, приезжает в Чечню — мы там ролики видели. Так что полный плюс.

Д.М.: Как вам удавалось минимизировать воздействие российской авиации? Какую тактику вы применяли для того, чтобы избегать воздушных ударов?

М.Ч.: Чтобы избегать воздушных ударов на 100%, такого практически нет на войне. В любое время ты можешь ожидать или получить удар. Но мы старались, чтобы не было больших скоплений, чтобы все не были вместе. Большие группы были разбиты на мелкие: и передвигаться удобно, и сохранять людей — тоже. А удары наносились по всяким объектам: и мирным, и не мирным. У нас тоже не было каких-то конкретных баз, где наши собирались... Мы всё время двигались, и редко когда останавливались или задерживались на одном месте. Всё время были передвижения маленькими группами. Поэтому удавалось избегать больших потерь.

Д.М.: Как учение Гайдара Джемаля может помочь Кавказу?

М.Ч.: Ну, ролики Гайдара Джемаля очень... со смыслом. На Кавказе большинство — мусульмане, и они знают об исламе много. Его же рассказы, лекции помогли бы русскоязычным, которые мало знают об этой религии. Если слушать, он в некоторых моментах рассказывает о разделении, течениях, какие правильные, а какие — нет. Тот, кому это интересно, может получить большую пользу и много узнать о мусульманах, исламе.

Д.М.: Следующий вопрос касается уже русских перебежчиков, которые переходили во время чеченских войн на нашу сторону. Сталкивались ли вы с такими случаями и могли бы рассказать о них подробнее? Возможно, в вашем отряде были русские военнослужащие, которые перешли на сторону чеченцев?

М.Ч.: Ну, это больше происходило во время Первой войны. Одни переходили, других мы брали в плен, они потом оставались и вместе с нами воевали. Это солдаты, срочники. Большинство из них перебегали, поскольку видели несправедливость со своей стороны. Их офицеры, наёмники, просто перед собой гоняли, как рабов каких-то. И поэтому перебегали. Мы вызывали их родителей. Был тогда такой «Комитет солдатских матерей» и какой-то «Комитет по правам... защиты»… Правозащитник был такой, Сергей Ковалёв, в очках такой был мужик. Вот им мы их передавали — солдат-срочников. А офицеров и ещё каких-то спецназовцев, ОМОНовцев обменивали... Наши ж тоже попадали в плен, и на них мы обменивали офицеров.

Были моменты, даже есть ролики, где наши передали несколько русских солдат. Это был 1996 год, почти конец войны. И после этого были целые передачи, где русские их спрашивали: «Как с вами обращались, что делали, как вы попали в плен?». И они рассказывали.

Ну, ребята, разное было. Кто-то отстреливался, кто-то сразу бросал оружие и сдавался. Какие-то там моменты бывали. Но кто попал в плен — с ними обращались нормально. Ну, в других группах по-другому, наверное, обращались... Но у нас было чётко, поскольку пленный имеет свои права. Согласно исламу, пленного нельзя бить, пытать, его надо кормить и держать в нормальных условиях. И если обмен какой-то — обменять. А если обмену не подлежит, то просто расстрелять и не мучить его, не терзать, не резать. Расстрелял человека, закопал где-то — и всё. Это больные какие-то люди над ними издеваются. Я не знаю и не понимаю их, кто бы это ни был.

Д. М.: Спасибо!