Нарративная экономика, часть 1. «Звезды» и теории

Примечание редакции. В Украине сейчас набирает популярность миф о «хорошем дефолте» и «грабеже от МВФ» — мы не раз замечали в комментариях негатив по этому поводу. Но нырнуть глубже критики Коломойского с его ручными депутатами не получалось, поскольку не хватало данных. И потому мы делимся статьей Брендана Брауна, которая раскрывает особенности нарративной экономики: пора взглянуть на общество, предпочитающее схожие примеры аналитическим подходам, без розовых очков.

Перевод: Дорогая редакция

В своей новой книге Роберт Дж. Шиллер сосредоточился на проблеме фундаментальной важности — именно она необходима для понимания экономических и финансовых рыночных циклов. Здесь и взлёты, и падения нарративов. Сама книга наполнена обещаниями от автора, а уж он снискал признание за новаторскую работу.

Шиллера почитают за применение психологических исследований о нарушенных психических процессах для анализа экономических и финансовых рынков. Сейчас широко известно положение современной психологии, которое Дэниел Канеман и Амос Тверски (1973) называют эвристической репрезентативностью. Суть заключается в том, что люди формируют ожидания, основываясь на известности заранее идеализированного нарратива.

Примечание переводчика. Короче говоря, пользуются триггером, а не рассматривают вероятность того или иного исхода.

Шиллер приводит пример того, как мы оцениваем опасность возникающего экономического кризиса. Обычно выводы делаются лишь по его сходству с запоминающейся историей предыдущего кризиса, более-менее похожего. К сожалению, люди делают подобные выводы не по какой-либо логике. Большая часть книги повествует о том, как экономические нарративы формируются, распространяются и в конечном итоге исчезают. Но за этим стоит определённая цель.

По словам Шиллера, «ключевой момент в том, что экономические колебания в значительной степени обусловлены распространением упрощённых, легко передаваемых вариантов экономических описаний». Для написания своей диссертации автор изучал даже медицинские данные о распространении инфекционных заболеваний. Ведь наиболее важны скорость и степень, с которой нарратив проникает в население.

Эти факторы определяются «степенью заражения» нарративом по отношению к «степени выздоровления». Последнее в данном контексте равняется забвению или потере интереса к фактам, опровергающим навязанную информацию. «Уровень заражения» может быть значительно повышен благодаря поддержке знаменитости. В отдельных случаях эта «звезда» может оказаться и инициатором информационной волны.

В книге много говорится об экономических нарративах, которые формируются на различных рынках активов. Учитывая исследование Шиллером рынка жилья, читатель, скорее всего, обратится к его анализу. Ведь автор идентифицирует публикацию индекса цен как триггер к возникновению нарратива: начало агломерации данных по индексам фондового рынка вызвало большую раздробленность и появление нарративов об акциях с 1930-х годов. Ту же роль Шиллер приписывает данным о ценах на жильё в США с 1990-х. Индексы и их движение становятся поводом для регулярных публикаций журналистов.

Так Шиллер приходит к выводу: нарративная экономика должна играть ключевую роль в экономической теории. Чтобы понять как длительные, так и циклические события, мы должны определить экономические нарративы, которые являются мощными и активными одновременно, и следить за их ростом или падением. И начинать сбор лучшей информации об изменении нарративов нужно уже сейчас.

Шиллер не предполагает, что это простое дельце. Повествования видоизменяются, повторяются и часто бывают сложными в своей структуре. Однако автор оптимистично утверждает, что экономические исследования уже сейчас движутся к поиску более качественных инструментов для понимания влияния нарративов на экономику.

К сожалению, автор лишь цитирует нарративы, сыгравшие ключевую роль в прошлых экономических и финансовых результатах. Это не очень убеждает. Тем более, есть полностью игнорируемый Шиллером аргумент: роль монетарного беспорядка, ставшего настоящим хаосом. Это важно, если вы работаете над формированием нарратива или вычисляете его распространение. Даже если оцениваете качество конкурирующего нарратива.

Чрезмерное внимание Шиллера к эпидемиологии болезни радует, но недооценка роли денег — вот что заставляет читателей подвергать сомнению его мысли. Происходит это двумя способами. Во-первых, в политической экономии есть влиятельные группы, чьи цели и так хорошо распространяются в обществе. Эти касты, деловые или политические, в собственных интересах могут применять методы пропаганды.

Так они стимулируют распространение своего нарратива. Например, мы можем думать о монополистах в поисках нарратива, чтобы оправдать их огромную фактическую или потенциальную прибыль. Но таким же образом создатели новых предприятий (так называемых «единорогов») в Силиконовой долине могут быть восхищены тем, что нарратив становится вирусным, и их инновации станут новым путем к Эльдорадо.

Получаем готовый нарратив о диджитализации как основе третьей промышленной революции — сродни мощности паровой энергии в первой или электричеству во второй. И он удовлетворит обе группы сразу.

Во-вторых, денежная инфляция нарушает нормальный рациональный скептицизм на рынке. Она может дать мощный импульс к распространению нарративов – но Шиллер даже вскользь не упоминает о такой возможности. В контексте нынешних реалий такой подход кажется странным: сейчас центральные банки позволяют себе довольно радикальные эксперименты.

Инвесторы сталкиваются с отрицательной доходностью денег и государственных облигаций. Голод становится очевидным для вкладчиков. Отчаяние и его последствия соответствуют психологическим доказательствам теории перспективы (Канеман писал об этом еще в 2011 году).

Выглядит она так. Если кому-то предоставляется выбор между потерей или плохой ставкой с некоторой вероятностью выигрыша, люди зацикливаются на спекулятивных тирадах — хотя могли бы просто признать, что ставка у них весьма неудачная. Так все мы потихоньку отказываемся от нормального рационального цинизма, превращая плохую ставку в хорошую – и неважно, что происходит это лишь в голове самого человека (см. Браун 2017).

Например, обратимся к описанному выше описанию третьей промышленной революции. «Голодные» инвесторы с процентными доходами могут оказаться чрезмерно легкомысленными, упуская из виду серьёзные недостатки и просчёты новой технологии. Позже это отразится на общем росте уровня жизни — крайне неутешительном по всему населению.

Продолжение следует