Вы хочете правды? Их есть у меня! Часть 3. Анатомия правдолюбия

Теперь вернёмся, наконец, в свою привычную позицию современного человека, по мере сил «следящего за процессами» в стране и в мире, и спросим себя: как именно мы формируем то представление о мире, которое в общем и целом принимаем за правду?

Мы уже знаем (благодаря античным стоикам и скептикам), что лишь об очень немногих вещах можем судить полностью достоверно. По сути, такая достоверность не выходит за пределы нашего личного чувственного опыта — и то, если отмахнуться от ничтожной, но всё-таки отличной от нуля вероятности, что «я сейчас сплю и мне всё это снится». Сделав же шаг за пределы личного чувственного опыта, мы сразу попадаем в «серую зону», в которой у нас практически нет стопроцентно доказуемых оснований «принимать за правду» одно и не принимать за неё другое.

Тем не менее, мы делаем это постоянно, ибо лишь очень немногие могут всерьёз и последовательно выстраивать свою жизнь по рецептам античных скептиков. А те, кому это удаётся, на деле превращаются в абсолютных конформистов, которые «в теории ни во что не верят, а на практике со всем соглашаются».

Что же служит для нас ориентиром, благодаря которому мы дотягиваем информацию, известную нам исключительно с чужих слов, до статуса того, что безусловно (или хотя бы условно, с некоторой долей сомнения) принимаем за правду?

Ответ лучше всего выражает формула «картина мира».

Человек всегда старается склеить всё, что он знает и думает о мире, в одну общую картину. Эта картина практически всегда хоть в чём-то остаётся внутренне противоречивой, но мы эти противоречия либо не замечаем, либо, заметив, стараемся их объяснить (и по возможности устранить).

Проблема в том, что лишь единицы могут установить основы такой картины мира собственными силами (таковы великие философы и некоторые великие деятели искусства). Остальные же получают эти основы извне, а от себя добавляют только детали.

Формой существования и развития картин мира выступают так называемые метанарративы — большие группы текстов (описаний, то есть нарративов), в основе которых лежит одно общее представление о мире (детали могут различаться и даже противоречить друг другу, но основы должны совпадать, иначе это уже разные метанарративы). Каждая книга, каждая кинокартина, каждое сообщение в потоке новостей не только делится с нами какой-то информацией, но и доносит до нас какой-то метанарратив, который может совпадать или не совпадать с уже устоявшейся в нашей голове картиной мира. Если совпадения нет — мы либо частично пересматриваем свою картину мира, либо находим основания отвергнуть (часто с возмущением и гневом) чуждый нам метанарратив. Важно запомнить главное: всякая поступающая в нашу голову информация проходит автоматическую проверку на соответствие устоявшейся там картине мира, и этот процесс имеет самое прямое отношение к тому, что мы принимаем или не принимаем за правду.

Борьба метанарративов —  явление для истории отнюдь не новое (с ним столкнулась ещё греческая и римская античность). Наша современность отличается лишь тем, что благодаря нескольким технологическим революциям в области распространения информации (радио, ТВ, Интернет, мобильная связь) сегодня ни в одном уголке планеты нет какого-то одного безраздельно господствующего метанарратива. Более того, предложения альтернативных метанарративов, как правило, на порядок превышают возможности среднего потребителя информации самостоятельно разобраться, какой из них наиболее (?) истинный, чтобы получить достаточно оснований отвергнуть все другие как более (?) ложные.

Поэтому в ситуацию поиска правды включается ещё и такой фактор, как групповая идентичность. Нашему «я» всегда нужно какое-то «мы», и это «мы» всегда строится на том, что мы, хотя бы в самом общем виде, разделяем один общий для нас метанарратив — проще говоря, разделяем хотя бы некие основы единой для нас картины мира. Однако с того момента, как мы причастились к какому-то «мы», эта же логика начинает работать и в обратном направлении: принимаешь «нас» — прими наш общий метанарратив.

Итак, за пределами нашего личного чувственного опыта мы принимаем за правду (безоговорочно или в качестве рабочей гипотезы) то, что соответствует принятому нами метанарративу, который мы выбираем, отстаиваем и/или постепенно пересматриваем с учётом (а) своей групповой идентичности, а также (б) всего массива полученной информации, которую мы по каким-то причинам не можем отбросить (как не имеющую к нам никакого отношения или как заведомо ложную).

Именно тут перед современными СМИ и их владельцами (частными лицами и целыми государствами) открываются безбрежные просторы для манипуляций. Манипуляции эти надвигаются на нас не одним, а сразу двумя фронтами: 1) с одной стороны, разные СМИ всегда продвигают (сознательно или нет) некий метанарратив, тем самым предлагая, укрепляя, а порой даже навязывая нам определённую групповую идентичность; 2) с другой стороны, этот метанарратив постоянно подкрепляется всё новыми правдоподобными фактами, которые всегда приходят к нам в более или менее искажающей обработке (от простого отбора фактов, наиболее удачно подкрепляющих конкретный метанарратив, до глубокого преобразования исходных фактов, или даже сотворения фактов из ничего — так называемые fake news).

Манипуляции в невиданных прежде масштабах — это плохая новость, хотя и тут важно подчеркнуть, что изменились, по сути, только объёмы технологических возможностей. Поистине, будь у Василия Шуйского в распоряжении телеканал RT — и fake news о «чудесных исцелениях» у гроба «невинно убиенного» царевича Димитрия увидел бы воочию весь цивилизованный мир (что, по сути, мало чем отличается от информации про «распятого мальчика» в Славянске).

Но есть и две хорошие новости.

Первая: в ситуации повсеместной конкуренции метанарративов, у каждого из нас всегда есть выбор, что именно мы принимаем или не принимаем за правду — включая не только отдельные кусочки информации, но и их общее «обрамление» (основы принятой нами картины мира). Значит, и за результат этого выбора каждый из нас всегда отвечает самостоятельно (вот в этом, пожалуй, действительно новизна нашей информационной эпохи, хотя она не имеет даже отдалённого отношения к так называемой постправде). Сегодня никто, даже «солдат информационного фронта» (журналист откровенно пропагандистского СМИ), не может принять нечто за правду только потому, что «ему/ей так сказали/приказали». Сделать вид — может; принять за правду по сути — только собственным решением, за которое ему/ей и отвечать.

Вот почему критическое мышление и самостоятельная «достройка» собственного мировоззрения становятся таким же правилом гигиены информационной эпохи, как когда-то правилами гигиены стали использование мыла и борьба с домашними паразитами.

Вторая хорошая новость: не все метанарративы одинаково достоверны и не все одинаково хорошо согласуются с доступным нам (если не индивидуально, то коллективно) массивом признанных за правду фактов. Более того, одни метанарративы в большей, а другие в меньшей степени склонны отстаивать очень неправдоподобные (на взгляд большинства) трактовки общепризнанных фактов, а также отстаивать «собственные факты», которые сторонники других метанарративов не признают таковыми.

И именно это неравновесие метанарративов позволяет нам без цинизма отнестись к формуле «историю пишут победители».

История человечества не нейтральна хотя бы в том смысле, что она имеет определённый вектор развития. Другое дело, что достоверно спрогнозировать его наперёд мы не в состоянии (вспомним дискуссию о том, истинно ли сегодня утверждение «Завтра будет морское сражение»). Но «задним числом» мы всегда можем увидеть некую закономерность — почему история пошла именно этим, а не каким-то другим путём.

Если история имеет свой вектор развития, значит, какие-то наши действия (отдельных людей, человеческих групп и целых государств) могут быть в целом сонаправлены с этим вектором, а могут ему, в принципе, противоречить. И именно во втором случае — когда наши групповые действия скорее сопротивляются общему ходу истории — нам, чтобы отстаивать свою позицию, приходится идти на большее количество натяжек и искажений фактов, и эти наши манипуляции быстрее выходят на поверхность (то есть с максимально высокой достоверностью объявляются ложью подавляющим большинством сторонников других метанарративов).

Поэтому с согласованием исторической правды с правдой факта на самом деле всё не так безнадёжно, как кажется на первый взгляд. Историю действительно пишут победители; но для истории, при всех её текущих зигзагах и виражах, всё-таки не безразлично, кто и почему в ней побеждает. И тот, кто чувствует, что будущее на его стороне, никогда не нуждается в таком количестве вранья, как тот, от кого будущее ускользает.

В конце концов, как известно, правда побеждает всегда, потому что даже любой мерзавец, став победителем, всегда и непременно заявляет, что правда была на его стороне. Вот только мерзавцы (и их враньё) для истории всё-таки вторичны и преходящи, тогда как общий прогресс человечества — величина первичная и постоянная (пусть даже и неизвестная нам на каждом новом витке истории). Это, собственно, и есть наилучшая для нас новость о том, что такое историческая правда и по каким косвенным признакам можно пытаться распознавать, на чьей стороне она сегодня.

В качестве бонуса две коротких иллюстрации к этому выводу.

По каким признакам можно было увидеть, что Советский Союз исторически обречён? По изобилию вранья, которое в СССР стало повсеместной нормой и во внутренней, и во внешнеполитической жизни, и в военное, и в мирное время. Длить это состояние тотального вранья в 1980-е годы было уже невмоготу; но как только Горбачёв призвал «сказать, наконец, правду», так весь Советский Союз сразу и кончился.

Кто-то, конечно, может и сегодня считать советский метанарратив полностью правдивым, а распад СССР, соответственно, объявлять исторической ошибкой (или исторической катастрофой, в результате которой история временно свернула с правильного пути). Но для этого нужно объявить неправдой слишком многое из того, что слишком многие считают правдой: ужасы ГУЛАГа, врождённые дефекты плановой экономики, историческую бесперспективность империализма вообще и российского в частности, и т.д., и т.п. В принципе, это возможно, но так изогнуть своё мировоззрение способны сравнительно немногие (главным образом те, для кого СССР — существенный элемент их позитивной групповой идентичности). Количество таких людей постоянно уменьшается и скоро, пожалуй, сравнится с количеством тех, кто всерьёз считает, что мир был создан за шесть «календарных дней» по 24 часа в каждом, и случилось это примерно за 4–5 тысяч лет до Р.Х. (опять-таки и такой метанарратив тоже возможен, но для признания его за правду очень много общепризнанных научных данных нужно объяснять весьма и весьма хитроумными способами, со множеством дополнительных допущений, которые, в свою очередь, можно объяснить «только чудом»).

По каким признакам можно сегодня увидеть, что Российская Федерация исторически обречена в своём противостоянии с Украиной? Лучшее свидетельство этой обречённости — тот простой факт, что ни западные, ни украинские СМИ для продвижения своих метанарративов никогда не нуждались в таком количестве вранья и откровенных фейков, как российские RT, «Звезда», Sputnik, «Первый канал», и прочая, и прочая. Ни «распятый в Славянске мальчик», ни «изнасилованная в Германии девочка Лиза» — ничего подобного в ведущих украинских и западных СМИ, при всей их неустранимой предвзятости (каждого на свой лад), не было, нет и наверняка не будет.

Всё просто: если крупнейшие российские СМИ, в защиту продвигаемой ими кремлёвской «правоты», вынуждены так врать — значит, историческая правда точно не на их стороне.

И это уже никакая не постправда.

Сами увидите.

Эта рубрика — авторский блог. Редакция может иметь другое мнение.