Интервью Муслима Чеберлоевского, командира чеченского батальона имени Шейха Мансура. Часть XII

С предыдущими частями материала можно ознакомиться тут: первая, вторая, третья, четвёртая, пятая, шестая, седьмая, восьмая, девятая, десятая и одиннадцатая.

А. К. — Давайте вернёмся к самим партизанским действиям. Во многих источниках 2001-й — это год окончания крупных боевых действий на территории Чечни, на территории Кавказа. Считаете ли вы эту дату правильной? И как развивалось в дальнейшем сопротивление на Кавказе?

М.Ч. — Нет, 2001 год — это как бы формально. Русские всегда хотели показать, что они за короткое время что-то там решили... Война фактически по сей день продолжается, не в таких масштабах, как начиналась, но продолжается. Какая разница — партизанские действия или какие-то спецоперации? Да, крупные сражения, столкновения были тогда – в 2000-м, 2001-м, 2002-м. Если нет ни снабжения, ни поддержки у одной стороны, а у другой стороны всего этого хватает — естественно, у кого нет поддержки и помощи, то та сторона и ослабевает. Вот так наша сторона ослабла. То, что они считают окончанием — могут считать всё что угодно. Мы так не считаем, война продолжается, и до победного конца будет продолжаться.

А. К. — А когда крупные сражения прекратились? 2004-й — это гибель Гелаева, 2006-й — гибель Басаева. Они прекратились из-за того, что погибли эти личности?

М.Ч. — Вот именно после этого какие-то крупные операции и прекратились.

А. К. — То есть всё-таки это связано с ролью командира?

М.Ч. — Конечно, это тоже играет роль. Но даже если бы они были сегодня живы, всё-таки мы и бойцов тоже очень много потеряли. Это взаимосвязано — потеря крупных командиров, потеря крупных отрядов. Всё-таки когда были Басаев, Гелаев, люди тянулись к ним и проводились операции. Они говорят, что в 2001-м прекратилось. Назрановская операция в каком году была?

А. К. — В 2004-м.

М.Ч. — Грозненская операция — тоже в 2004-м, в Нальчике тоже. Это тоже такие нормальные операции, всё ещё и планировалось дальше. Поэтому русские изо всех сил старались убрать таких лидеров, которые вели за собой людей к серьёзным операциям. Но уже после них были, в 2010-м, 2011-м, ребята напали на Хоси-Юрт, на город Грозный, Дом Печати. Ну это уже, конечно, меньше людей, но тем не менее — шли до конца и доказывали, что война продолжается, сопротивление продолжается, что бойцы есть, и как могли, что-то делали. Это не закончено, это на сегодня ослабло, чуть-чуть прекратилось, но не прекращено насовсем. Такие моменты ещё будут.

А. К. — Не считаете ли вы ошибкой исламизацию сопротивления на Кавказе? Переход от ичкерийского формата к формату Имарата Кавказ? Потому что это тоже сыграло значительную роль в дальнейшем разгроме чеченцев.

М.Ч. — Ну, конечно, это тоже играло большую роль со своей стороны, этого нельзя было именно в это время объявлять. Если даже и объявлять, то надо было после войны, проголосовать, спросить у людей, провести выборы. Если общество поддерживает это — тогда принимаем. Если нет...

Курс был с 1991 года — отделение Чеченской республики Ичкерия от России, самостоятельное государство, законно избранный президент. В таком направлении должны были идти до укрепления государства, а тогда уже принимать подобные решения. Если это полезно для Чеченской республики Ичкерия — принимаем. Если не полезно — опять же, никто не имеет права собраться какой-то кучкой людей и принимать какое-то направление или объявлять, что дальше вот так будет. Это должны спросить у народа, люди должны это выбрать.

Но тогда было сложное время. Наверное, они подумали, что так лучше будет, и объявили. Это всё равно пошло не так... Надо было объединенно победить врага и дальше уже согласованно выбрать дальнейший путь.

А. К. — Ещё вопрос о тактике партизанских действий. Считаете ли вы возможным сопротивление без лидера? То, о чём сейчас много пишут, популярное в XXI веке. Может ли оно принести победу?

М.Ч. — На сегодня без лидера наше сопротивление продолжается. Конкретного лидера у нас нет. И в Чечне, и за пределами, чеченцы разбросаны по всему миру. И боевые какие-то группы, как, например, мы. Мы тоже одно из подразделений чеченской армии, которое находится здесь. Вот так же и в других местах есть люди, которые должны продолжать борьбу по освобождению Чечни. Некоторые в выжидательной позиции, некоторые готовятся к чему-то, некоторые просто ждут. Это всё по-разному воспринимается.

Мы решили принять участие в ускорении этого дела. И принимаем участие здесь и работаем, как можем. Чтобы не сидеть где-то без дела, сложа руки, хоть чем-то будем полезны. Некоторые пока ждут чего-то. Никто не может сказать однозначно, как будет. Но должно быть, мы ждём этого момента.

А. К. — Вы поддерживаете контакты с чеченскими отрядами, воюющими в Сирии? И если поддерживаете, то с какими?

М.Ч. —У нас есть информация, что там есть ребята, которые, как мы здесь на стороне Украины, на стороне Сирийской свободной армии принимают участие, несколько групп чеченцев, которые воюют против Путина и против Асада. С ними контакт есть, при желании можно найти. У нас нет необходимости в том, чтобы каждый день с ними связываться. При желании можно связаться и поинтересоваться о каком-то вопросе. У нас тут своя задача, своя работа. У них тоже там своя задача, и они тоже работают там по обстановке.

А. К. — То есть вы также считаете их частью чеченской армии за границей?

М.Ч. — Да. Это тоже наши подразделения, которые ушли туда. Опять же, главная их задача и цель — это противостоять русским. Ушли потому, что там есть оружие, там есть возможность хотя бы победить там их. В Чечне сегодня таких возможностей нет, ни оружия, ни боеприпасов, ни продуктов, ничего нет. Поэтому молодые ребята ушли. Если спросить у меня, я посоветовал бы им принять участие здесь, где можно было бы добиться каких-то результатов, операций против русских. Так как наш непосредственный враг — это режим Путина, и мы должны в любом случае победить его.

А. К. —В чём главная стратегическая ошибка чеченцев? Почему, несмотря на очень серьёзные тактические выигрыши, в конечном результате победили русские?

М.Ч. — Это очевидно. Возможностей у них намного больше, чем у нас. При этом ещё они нас разбили, разделили внутри — это самая главная ошибка. И поэтому им удалось захватить Чечню и победить на данный момент чеченцев. Из-за того, что разделили нас, и из-за того, что возможностей у нас не было у нас, как у них. Я вижу это так.

Д. М. — Я хотел кое-что уточнить касательно истории чеченских войн. Вы упоминали, что поддерживали связь с правозащитником Сергеем Ковалёвым и «Комитетом солдатских матерей». Как это происходило? Вы находились в лесу, они — в Москве, как вы могли поддерживать связь?

М.Ч. — Ну не именно же мы поддерживали связь. Там с нашей стороны тоже были люди, гражданские, которые искали их через правозащитные организации, выходили на связь, ездили в Ингушетию — и там происходили эти все встречи. Их звали туда, там встречались, и к нам приезжали, объясняли — сколько пленных, где они находятся, им передавали. Это целая цепочка.

Д. М. — Вы говорили, что отпускали пленных. Сколько пленных российских солдат вы лично отпустили и ваш отряд?

М.Ч. — У нас не так уж много было, человек 15-20 наверное, которых именно наши брали. Мы передали, отпустили. В разное время, не за раз. Там один-два человека попадались — обменяли, отдали. А в других, крупных отрядах, там и пленных больше было, и задержанных больше было. И они тоже так передавали солдат-срочников матерям и этому комитету.